воскресенье, 7 августа 2011 г.
пятница, 5 августа 2011 г.
Айман аз-Завахири Рыцари Ислама Избранные главы
Некоторые господа интересуются личностью автора книги,его политическими убеждениями, членством к каких либо организациях и не обращают внимание на внутреннюю сторону. И если автор книги не соответствует неким т.н. общепризнанным стандартам то автор книг попадает сразу в "черный список" - Я не читал, но я протестую. Я считаю,такое утверждение не верным и ошибочным. Я считаю,что если человек свободный и подчиняется только воли Аллаха ( Аллах в переводе на русский Бог, Господь, Всевышний) Господа Миров, то такой человек вправе сам определять для себя что ему читать,чем дышать и что думать. А ведь каждый из нас рожден по Воли Аллаха свободным человеком и дальше по мере взросления он сам определяет себя, кто я свободный человек или раб государства,группы людей иных обстоятельств. Государство должно быть для людей и служить и подчиняться правам и свободам человека и гражданина. Поэтому я публикую книги,на мой взгляд интересные и познавательные,чтобы каждый человек мог сам для себя сделать вывод о книге и авторе. С уважением,Аскер Фатех улы Бикбай,чл ЦКС НДП Ватан, создатель данного ресурса
بسم الله الرحمن الرحيم
Отдел переводов IslamUmma и UmmaNews
Представляет
Айман аз-Завахири
Рыцари под знаменем Пророка,
Избранные главы
Книгу можно так же скачать смотрите список https://sites.google.com/site/ndpvatanknigi/ndp-vatan-knigi-fajly
Два Шахида
Я не могу завершить эту главу, не упомянув об истории двух братьев-Шахидов: Абу Убайды аль-Баншири и Абу Хафса Амира.
Абу Убайда аль-Баншири — это Али ар-Рашиди. Аллах даровал ему сильное тело, доброе сердце, улыбку, не покидающую его, и чувство юмора. Он был Хафизом Книги Аллаха и постоянно повторял её.
Он работал спортивным инструктором полицейских и был арестован после убийства Анвара Садата. Его обвиняли в причастности к группе, совершившей покушение. Он был сводным братом Шахида — каковым мы его считаем — Абду-ль-Хамида Абду-с-салама, одного из четырёх убийц Садата и амира группы. После того как его выпустили, он переселился в Афганистан и участвовал в Джихаде против русских и коммунистов на различных фронтах. Возможно, самым важным было его путешествие в Пешевар с группой арабов через снег и горы длиной в месяц. По причине этого путешествия он и получил своё прозвище. Затем он принял участие в битве при Джаги против русских войск в 1987. Также Абу Убайда участвовал в Джихаде в Гардезе и Хосте.
Он участвовал в создании «аль-Каиды» с первых дней её существования и стал правой рукой Шейха Усамы бин Ладена, да сохранит его Аллах. И я помню, что услышал от Шейха Усамы бин Ладена: «Одной из милостей Аллаха ко мне является знакомство в Афганистане с Абу Убайдой».
Абу Убайда возглавлял тренировочные лагеря, из которых вышли сотни учеников. Но он не ограничивался только полем Афганистана, но расширял свою деятельность на другие континенты. Он посетил многие страны Азии и Африки и, может быть, самым важным его делом было участие в оживлении Джихада в восточной Африке в целом и в Сомали в частности.
Он, да помилует его Аллах, часто путешествовал и выходил на пути Аллаха. Его семья перенесла много трудностей по причине его отсутствия. Он стал Шахидом, утонув в озере Виктория в 1996 году, когда пассажирский паром перевернулся из-за перегрузки.
Он желал единства среди мусульман и старался создать дух единства на поле боя. Он использовал все средства для того, чтобы люди почувствовали себя близкими к нему, он слушал всё внимательно и старался выполнить их нужды по мере возможностей.
Абу Убайда работал так энергично, что никто не мог успокоить его. Он старался приложить все усилия, чтобы сдвинуть колесо Джихада, и его активность дала ему политический опыт, и в его получении он признавал большую роль афганского Джихада. Однажды он мне сказал: «В Афганистане я постарел почти на сто лет».
За время своих многочисленных путешествий он стал экспертом в вопросе путешествий и обычаев стран. Однажды он спросил, есть ли у меня доллар или пять. Я сказал, что поищу для него, но смог найти только десяти и двадцати долларовые купюры, и он сказал, шутя: «Нет, я хочу однодолларовые купюры, это моя волюта в аэропорту Восточной Африки. Меня знают рабочие аэропорта, и если они увидят меня, то позовут, чтобы помочь в обмен на несколько долларов».
Да помилует его Аллах… Когда он встречал меня, то спрашивал об английских словах и фразах, которые могли быть полезными для него, затем записывал в свой блокнот. Когда я интересовался причиной его увлечённости английским, он отвечал мне, что эти фразы нужны для путешествия. После его смерти, да помилует его Аллах, я узнал, что его вторая жена была из Кении, и она не говорила на арабском.
Он желал объединения групп «аль-Джихад» и «аль-Каида» и усердствовал в этом. Вот почему я упомянул о нём, да помилует его Аллах, во время своей речи в день объединения и создания группы «Каидат аль-Джихад». Я сказал примерно следующее:
«Во время этого празднования я вспоминаю благородных братьев, которые были бы счастливы присутствовать здесь с нами, чтобы засвидетельствовать это великое событие, и среди них наш большой брат-Шахид — мы не обеляем никого пред Аллахом — Абу Убайда аль-Баншири. Спи же спокойно, Абу Убайда, объединение, которого ты желал, произошло».
Абу Убайда и Абу Хафс желали установления и развития глобального движения Джихада. Абу Убайда был душой, а Абу Хафс был инженером. Они дополняли друг друга.
Будучи другом Абу Убайды, Амир Абу Хафс или аль-Амир, как называли его братья — Субхи Абду-ль-Азиз Абу Сита — был примером высоких манер, строгой дисциплины и чувства сострадания к братьям. Ему был дарован такой сильный и красивый друг как Абу Убайда.
Абу Хафс был из провинции аль-Бехира из племени Абу Сита, которое является племенем Аднан, эмигрировавшим из Палестины.
Он старался установить единство между мусульманами, и я уже упоминал о его роли в установлении «Каидат Аль-Джихад».
Я был соседом их обоих. Иногда я даже оставлял для них свой дом, а также несколько раз лечил их. Самым знаменательным случаем был случай, когда я лечил Абу Убайду от сильной малярии, которая чуть было не убила его, если бы не милость Аллаха. Специалисты не могли вылечить его долгое время, и некоторые братья даже начали поговаривать, что Абу Убайду отравили. Потом он вылечился и поправился по милости Аллаха. Также я провёл две операции Абу Хафсу. Во время первой я лечил его раны, полученные им в битве у Джалалабада. Ранение было серьёзным, была повреждена грудь, и осколку, который повредил его руку и ребра, оставалось совсем немного, чтобы проникнуть в диафрагму.
Абу Хафс был примером высокой нравственности, дисциплины, мягкости, щедрости и аскетизма. Он устранял раздоры и споры, он работал с воодушевлением. Он приобрёл большой военный опыт, который начался с работы в египетской армии в качестве офицера-резервиста, и затем получил дальнейшее развитие в жизни на Джихаде.
Он приложил большие усилия для развития «аль-Каиды» и для организации дел таким образом, чтобы суметь нанести несколько ударов Америке, кульминацией которых стали благословенные рейды 9/11.
Он был очень потрясён братьями, которые выполнили эти атаки, особенно Шахидом героем Гази Мухаммадом Атта. Я уже упоминал историю о том, как Мухаммад Атта спросил: «Что мы можем сделать для Палестины?». И Абу Хафс не забывал этого вопроса, который так сильно подействовал на него.
Он стал Шахидом в Кандагаре во время начала вторжения крестоносцев в Афганистан.
Да помилует Аллах их обоих и поможет нам последовать за ними в благе.
Раны аль-Кудса на пиках Хинду Куша
Невозможно говорить об афганском Джихаде, не упомянув о пионере призыва и Джихада, Шахиде (каковым мы считаем его, и мы не восхваляем его пред Аллахом) и практикующем учёном Шейхе Абду-Ллахе Аззаме.
Абду-Ллах Аззам был редким примером упорного труда в сфере служения Джихаду и муджахидам.
Его целью было превращение афганского Джихада в базу для освобождения всех оккупированных земель мусульман и для очищения их от марионеточных тиранов.
Я не могу в этой главе привести всех идеологических идей Шахида, пионера и Шейха Абду-Ллаха Аззама, но я приведу некоторые из его мыслей и дам людям представление о том, что думал Шейх об арабских муджахидах, которые были гостями на афганском Джихаде и которые должны были вернуться, и о том, как устроить их жизнь после изгнания коммунистов из Афганистана.
Возможно, это будет моей скромной попыткой в донесении истины о жизни великого пионера, которому было отдано должное в изучении и в получении пользы из его жизни.
Шейх старался донести до людей, что Джихад является фард-айном (индивидуальной обязанностью) со времён падения Андалусии и будет таким, пока все мусульманские земли не будут освобождены, и что Джихад не завершается освобождением Афганистана.
Шейх говорил:
«Все мусульмане не земле являются грешниками, пока даже малая часть земли, которая была под правлением Ислама, теперь находится под правлением кафиров. И каждый мусульманин ответственен за Андалусию, ответственен за Афганистан, ответственен за Палестину, ответственен за Филиппины, и ответствен за все потерянные земли».
Ещё он сказал:
«Также Джихад не может быть макрухом только потому, что учёные не ведут его. Джихад — это обязательство от Аллаха, и он может быть фард-айном, как сейчас, после падения Андалусии в 1492 году. И Джихад — фард-айн всей мусульманской Уммы, вся мусульманская Умма находится в грехе, потому что не была возвращена Андалусия, не была возвращена Бухара, не была возвращена Палестина, не был возвращён Афганистан, и Джихад продолжает быть фард-айном, пока каждая земля, которая была Исламской, не вернётся мусульманам. Не просто освобождение Афганистана, не просто освобождение Палестины, а освобождение каждой части, которая была под знаменем Ислама. Поэтому Джихад на сегодня является фард-айном, и фард-айн начался не в Афганистане, но с момента падения первой Исламской земли от рук кафиров — это правило, которое признано всеми учёными».
Также он сказал:
«Не думайте, что фард-айн Джихад спадёт с ваших плеч, если вы будете вести Джихад в Афганистане год, или два, или пять… вслед за Афганистаном, идите в Палестину, если сможете сразиться с ними… если не сможете, то в Бухару, на Филиппины, и если вы не можете вести Джихад где-либо, то вы можете оказать поддержку ему. Фард-айн спадёт с ваших плеч, если вы умрёте. Это подобно молитвам — обязанность молитвы спадает с человека, только если он умрёт, поэтому Джихад в наше время спадает с плеч человека, если он умрёт, или станет больным, или если он имеет инвалидность как например слепота или хромота…
„Это не относится только к тем слабым мужчинам, женщинам и детям, которые не могут ухитриться и не находят правильного пути“».
Он считал, что отказ от ведения Джихада является нечестием (фиск). Он говорил:
«Если вы оставите землю Джихада, тогда примите обещание Аллаха:
„…то ждите, пока Аллах не придет со Своим велением. Аллах не наставляет на прямой путь нечестивых людей“ (9:24).
Получите своё свидетельство о нечестии, даже если вы молитесь по ночам и поститесь днём. И даже если вы молитесь по ночам в своих странах и поститесь днём, вы всё равно являетесь нечестивцами. Каждый, кто не ведёт Джихад — фасик, даже если он является постоянным посетителем мечети, даже если он из числа поклоняющихся и аскетов».
Ещё он сказал:
«Пророк, ﷺ, сказал, что первым врагом Джихада является роскошь, увлечение похотью. И разве это не так? Коран, ниспосланный с высоты семи небес, говорит им:
„Когда была ниспослана сура с повелением уверовать в Аллаха и сражаться вместе с Его Посланником, обладающие богатством среди них стали просить тебя позволить им остаться и сказали: «Оставь нас, мы будем в числе тех, кто остался сидеть». Они были довольны тем, что оказались среди тех, кто остался позади. Их сердца запечатаны, и они не понимают истины“ (9:86-87).
„В какое бы селение Мы ни направляли предостерегающего увещевателя, его изнеженные роскошью жители говорили: «Воистину, мы не веруем в то, с чем вы посланы»“ (34:34).
„Когда Мы хотели погубить какое-либо селение, то повелевали его изнеженным роскошью жителям покориться Аллаху. Когда же они предавались нечестию, то относительно него сбывалось Слово, и Мы уничтожали его полностью“ (17:16).
И ещё он сказал:
«Я считаю, что не освобождаются от обязанности Джихада посредством даавата, сочинением статей или обучением. Я считаю, что каждый мусульманин на земле ответственен за оставление Джихада, за оставление борьбы на пути Аллаха, и каждый мусульманин несёт грех за оставление винтовки. И тот, кто встретит Аллаха без винтовки (кроме имеющих оправдание), предстанет пред Ним как грешник, потому что он оставил сражение, а сражение сейчас — фард-айн каждого мусульманина на этой земле».
Его ненависть к Америке была сильна. Он говорил:
«Враги Аллаха называют тех, кто понимает смысл „Ля иляха илля-Ллах“ фанатиками, а тех, кто не понимает „Ля иляха илля-Ллах“, называют умеренными. И они ясно говорят: “Мы не примем радикальный Ислам, но мы примем умеренный Ислам. Мы не примем фундаментальный Ислам, но мы примем гибкий Ислам. Мы хотим гибкий Ислам в американском стиле”».
«Ты также непременно найдёшь, что ближе всех в любви к верующим, являются те, которые говорят: „Мы — христиане“».
О визите Никсона в Пакистан он сказал:
«Он вернулся в Америку и созвал конференцию, транслировавшуюся по американскому ТВ. Первый журналист спросил у него: „Что вы сделали для решения проблемы?..“. Он сказал, что это лёгкая проблема. Он ответил: „Да, это лёгкая проблема”. Журналист спросил: „Так в чём же суть проблемы?”. Никсон ответил: „Проблема в Исламе. Америке следует забыть о разногласиях с Россией для того, чтобы остановить марш Ислама, который начал расти и распространяться“».
Ещё он сказал:
«Я считаю, что истина в том, что большинство правителей Ислама относятся к правлению (вилая) как к столпу этой религии. И если столп вилая падает или уничтожен, то будет уничтожена бо́льшая часть Ислама. Я видел потерю земель и развращённость людей, большинство которых было из стран, где присутствуют неверные. И американцы пришли к одному из них, к Захиру Шаху и сказали: „Либо делай это и то, и женщины будут выходить голые и распущенные, либо тебя заменят другим“. И он вышел, бросив хиджаб себе под ноги, и сказал: „Эпоха темноты закончилась“. Он начал портить женщин и приказал афганским женщинам снять хиджаб, когда же женщины Кандагара отказались, а жители Кандагара известны своей силой и приверженностью Исламу, когда же жители Кандагара отказались раздеть женщин и открыть их лица, их правитель направил против них армию под предводительством Шаха Вали и сражался с ними. Битва между правительственными войсками и жителями Кандагара была названа битвой покрывала, и около тысячи человек стали Шахидами из числа жителей этого города».
И он сказал:
«Мы должны знать, что хукм того, кто союзничает с американцами — кафир. Тот, кто берёт иудеев в союзники, тот — иудей, и тот, кто берёт христиан в союзники, тот — христианин.
„Не считайте иудеев и христиан своими помощниками и друзьями, поскольку они помогают друг другу. Если же кто-либо из вас считает их своими помощниками и друзьями, то он сам является одним из них“ (5:51).
А в следующем аяте сказано: „О те, которые уверовали! Если кто-нибудь из вас отступит от своей религии, то Аллах приведёт других людей, которых Он будет любить и которые будут любить Его. Они будут смиренны перед верующими и непреклонны перед неверующими, будут сражаться на пути Аллаха и не бояться порицания порицающих“ (5:54).
Любой союз с иудеями и христианами является куфром, который выводит из религии и является вероотступничеством».
Ещё он сказал:
«Америка сказала России: „Хватит“. Россия ответила: „Я согласна отступить, но у меня есть одно условие. Найди того, кто придёт на моё место“. Америка ответила: „На ваше место придёт Ислам в американском стиле, американский Ислам“. Что это такое американский Ислам?
Он означает гибкую религию, изменяющуюся в соответствии с желаниями Запада. Это означает, что фатвы у них в кармане. Если они хотят контролировать рождаемость, то выводят на экраны шейхов, которые рассказывают: „Мы использовали азль (прерванный половой акт), когда ниспосылался Коран, и будь это запрещено, об этом непременно было бы сказано в Коране“.
Если они хотят социализма, то выходит шейх и заявляет, что социализм — это религия Аллаха, и что наш Имам — Пророк — был социалистом.
Если они хотят национализма, то шейхи выходят и дают фатву о том, что любить страну — признак имана. Эти фатвы у них приготовлены. Всё это похоже на торговые автоматы по фатвам. Так же как на торговом автомате с соками ты выбираешь „Пепси“ или „Миранду“, и в стакан наполняется сок — так же выбирают и фатву. И этот автомат должен быть западным, и работать по западной системе».
Ещё он сказал:
«Этот Джунеджо был счастлив тем, что Америка, Запад и ООН обещали ему медаль, еврейскую медаль за мир — Нобелевскую, потому что это еврейский приз, и он даётся только тому, кто прислуживает евреям. И она была дана Наджиб Махфузу только потому, что он служил ради нормализации отношений между иудеями и Египтом. Ему дали этот приз за роман под названием „Дети Габалави“, который полон ругани в отношении религии и который выступает против Ислама».
Ещё он сказал:
«Величайшей проблемой на Земле, которая беспокоит американцев, русских и Запад — это Афганистан. Куфр священен для них, и мусульмане, впавшие в него, в безопасности. Но не истинные мусульмане, понимающие истинные масштабы глобальной войны против Ислама, осознающие поражения, почувствовавшие горечь истории, и особенно в начале этого века, понявшие, что каждый чиновник, кроме тех, кого помиловал Аллах, является марионеткой в руках Запада и Востока, и этот чиновник может сделать шаг или произнести слово, только когда получит разрешение от Белого Дома или от Красного Дома (Кремля)».
Ещё он сказал:
«По причине давления евреев на нас, и по причине давления евреев на американцев и на Запад мы были изгнаны из Пакистана. По причине давления евреев и Запада не выдавались визы для арабов, особенно для палестинцев, и они знают, что то сотрясение, которое произошло в горах Хинду Куш, обязательно отдастся эхом на горе аль-Мукабир в аль-Кудсе».
Ещё он сказал:
«Посмотрите, братья, на государства мусульман! Когда что-то не совпадает с желаниями Америки, то это „незаконно“, и „недозволено“ этому существовать на земле. Но если что-то соответствует желаниям и страстям Америки, то это „законно“, „фундаментально“, „дозволено“ и т.д.».
Ещё он сказал:
«Они не хотят, чтобы Ахлю-с-Сунна ва-ль-Джамаа приобрела силу. Они хотят умеренных, которые изменят свою религию, словно американскую резину. Они дают фатвы в соответствии с желаниями Америки. Шеф-повар фатв пред ними, и когда Америка просит его дать фатвы, то он даёт фатвы: о том, что мир с „Израилем“ легален, и что Аллах сказал: „Если они склоняются к миру, ты тоже склоняйся к миру и уповай на Аллаха. Воистину, Он — Слышащий, Знающий“ (8:61)».
Его вражда к правителям арабских земель была сильна. Он сказал:
«Иудеи — как они создали своё государство? Взяв в союзники неверных американцев и англичан, они сказали арабским правителям: „Либо вы согласитесь с установлением иудейского правления в Палестине либо мы заберём у вас власть. Подписывайте!“. И они подписали. Да, они были готовы подписать для американцев, англичан и русских всё, что те желали».
Он порицал короля Иордании:
«Но что мы можем сделать, ведь наши руки в наручниках, границы перекрыты. Пули попадают в спину каждого, кто старается причинить вред иудеям, или протягивает руку против них, или выдвигается навстречу к ним. Да, мы старались сражаться в Палестине, и мы сразились в 1948, и мне не было оказано почести сразиться там, но мне была оказана почесть сразиться вместе с мусульманскими группами в 1969-1970 годах. Но когда земля стала узкой для тиранов, они решили уничтожить сопротивление на своей земле посредством самолётов, танков, ракет и снарядов. Но безуспешно».
В отношении Саудов он сказал:
«Революция 1936 года была самой большой забастовкой в истории. Она продолжалась с 15 апреля по 8 октября того же года. Британия с 60 солдатами пыталась сразиться с иудеями для того, чтобы прекратить забастовку, но у них это не получилось. И тогда они использовали арабские государства, которые обманули палестинцев. Они распространили следующее заявление от арабских стран в день Исра и Миарадж: „Мы очень страдаем из-за ситуации в Палестине. Мы, с согласия наших братьев — арабских королей и амира Абду-Ллаха — призываем вас успокоиться. Прекращение пролития крови зависит от доброй воли нашего друга — Британского правительства“».
О Каддафи он сказал:
«Он — пустышка! Он презренный! Мальчишка, который уничтожил страну, люди смотрят на него и говорят: „Где же Мухаммад ибн Масляма? Где же Абду-Ллах ибн Атиг? Кто убьёт его? Неужели никого нет?“ Все смотрят друг на друга, и если один из молодых уходит на Джихад, то сотни говорят ему: „Ты сумасшедший, ты…“.
Он восхвалял движения Джихада, которые противостояли арабским тиранам. Он сказал о положении Биляля (да будет доволен им Аллах), когда его мучили в Мекке:
«Даават побеждает, когда человек открыто выступает против джахилии». „Я клянусь Аллахом: если они положат солнце мне в правую руку и луну в левую, чтобы я оставил это дело, то я не оставлю, пока Аллах не даст победу, или пока я не умру“. С подобными примерами даават побеждает. Но люди, живущие в подполье и открывающие книгу, чтобы прочесть её там, не приносят победу даавату. Победа даавата приходит с пролитой кровью, отданными душами, с разорванными частями тела. А различные ужимки и ходьба вокруг да около является ничем иным как обманом джахилии, и это всё не приносит победы даавату. На людей оказывает влияние примеры самопожертвования, а не философы, которые ходят там и тут.
Шейха Сайида Кутба спросили о хукме правящей системы, и он сказал: „Это кафирская система“. Один из студентов спросил его: „Почему ты говорил так открыто перед судом? Ведь твоя шея была у палача?“. Он ответил: „По двум причинам. Первая: мы говорим об акыде, а о ней уклончиво говорить нельзя. Уклончивость противозаконна! Уклончивость противозаконна, и когда спрашивают человека о чём-то и он говорит: «Ва-Ллахи, Аль-хамду ли-Ллях!». Это может означать, что сам человек в нормальном состоянии, или что люди в хорошем состоянии, но подобная уклончивость недопустима в Акыде!“.
Сайид Кутб говорил: „Нельзя проявлять уклончивость в Акыде. Когда люди смотрят на человека и следуют за ним, то ему нельзя произносить слова куфра, нельзя признавать джахилию, социализм, национализм, потому что запрещено за этим всем следовать, «кроме тех, кто под принуждением, а сердце покоится на вере» (55:106). Но это запрещено тому, за кем следуют“.
Сайиду говорили: „О, Сайид, почему ты не попросишь прощения?“. Он отвечал: „Палец, который свидетельствует о Единобожии в молитве, отказывается писать даже букву признания тирану, так что же можно сказать о прошении? Если я был осуждён справедливо, то я принимаю справедливое осуждение, а если я был осуждён несправедливо, то я выше того, чтобы просить у заблуждения“.
Такие модели воздействуют на массы, и за такими следуют массы, и таким подражает молодёжь. Но нельзя отделить тело от головы, спину от живота, и если ты не знаешь, к чему призывает человек, то как можно следовать за ним? Если человек меняет свой цвет каждый день перед этим правителем, перед тем, перед чиновниками, то как же люди могут следовать за ним? Как? Даже если он обладает знанием первых и последних, вызубрил тексты, толкования и цепочки передатчиков, как люди могут последовать за таким?
Я спрашиваю вас ради Аллаха, слышали ли вы обращение Карима аль-Анадоли в суде? Слышали ли вы его? Это короткое обращение, которое оказало воздействие на поколения десяти веков и более того, оно значимее, чем книги шейхов „аль-Азхара“, написанные за десять веков.
Когда я услышал это обращение, то был потрясён тому, как молодой человек в суде противостоял им. Это не дело о профессиональной армии, это не дело Салиха Сария и не дело Карима аль-Анадоли — это вопрос Ислама, который был принесён в жертву в Египте. Это вопрос Ахмада ибн Ханбаля, Алеза ибн Абду-с-Саляма, Хассана аль-Банны, Сайида Кутба и т.д.
Я никогда не слышал обращения лучшего, чем обращение этого молодого человека! Юноша! Карим аль-Анадоли был убит, но его слова отдаются эхом в наших ушах. Я был потрясён Каримом аль-Анадоли больше, чем был потрясён всеми шейхами „аль-Азхара“ вместе взятыми, несмотря на то, что я сам являюсь шейхом „аль-Азхара“.
Кто произвёл большее впечатление? Все шейхи мира или Халид аль-Исламбули? Халид, потому что Ислам побеждает с такими личностями, братья побеждают только посредством самопожертвования, а не посредством философии, обмана, уклончивости и „посмотрите, я обманул разведку“».
Ещё он сказал:
«Затем были события 1981 и убийство Садата, после чего последовали аресты членов организации „аль-Джихад“. Не проходило и года без операции по поимки, преследованию и уничтожению лидеров».
О Шейхе Марване Халиде (да смилуется над ним Аллах) и его студентах он сказал:
«Я стоял в университете. Молодой человек спросил: „Хочешь ли ты увидеть шейха Марвана?“. „Что? Разве я пришёл сюда, чтобы получить картонный сертификат? Отведи меня к нему“. Когда я зашёл к нему, то увидел, что его лицо не похоже на лица людей этого мира. Удивительная чистота, свет. Первое, о чём он сказал мне, было то, что он знал меня со времен Палестины. „Абу Мухаммад не упусти Рая“, — это были его последние слова, которые я услышал от него.
После того как флаг был поднят, юноша, который тренировал нас в Палестине, его звали Абду-с-Саттар аз-Заим — он был дантистом и весил всего 50 кг, начал выбирать свои цели. Это были большие цели, и он убивал их одну за другой.
События развивались до тех пор, пока не была применена артиллерия. Аднан Окла, который был одним из студентов Шейха, однажды пришёл с Ибрахимом аль-Юсуфом. Ибрахим аль-Юсуф был офицером-артиллеристом, и позже, с позволения Аллаха, при обсуждении суры „ат-Тауба“ мы поговорим о подобных личностях.
Призыв получает успех только посредством таких личностей, которые живут на пике испытаний. Эти личности сгорают в огне испытаний и создают основу, на которой побеждает эта религия и становится центром, стирая великие нации».
Он видел необходимость изменения текущего положения посредством силы и считал, что Умма познала унижение после того, как оставила меч, и возврат людей к Исламу произойдёт после того, как будут силой свергнуты системы и джахилия. Он сказал:
«Эта религия пришла в качестве обращения ко всему человечеству. Заявив, что предметом её деятельности является человек — всё человечество — на земле, и поэтому Джихад является неотъемлемой необходимостью, которая сопровождает религию. Когда мы хотим донести до людей религию или распространить по миру, то мы встаём перед большими препятствиями, которые устанавливает джахилия.
Придётся столкнуться с серьёзными препятствиями: политическими, социальными, экономическими, этническими и географическими, и не может религия, пришедшая для спасения человечества, стоять, бездействуя, и говорить только языком, отдавая джахилии оружие, потому что джахилия находится в движении, чтобы спасти себя и вырвать Ислам с корнем…
„Они хотят затушить свет Аллаха своими устами, а Аллах завершает Свой свет, хотя бы ненавистно было это неверным“ (8:8).
Действует джахилия или нет, Ислам должен начать действовать.
„Если бы Аллах не сдерживал одних людей посредством других, то земля пришла бы в расстройство“ (2:251).
Противостояние между истиной и ложью поддерживает жизнь, иначе жизнь была бы гнилой и испорченной, а заблуждение распространилось бы по земле и морю из-за деяний людей.
„Неверующие являются помощниками и друзьями друг другу. И если вы не будете поступать таким образом (если верующие не будут помощниками и друзьями друг другу), то на земле возникнут смута и великое беззаконие“ (8:73).
Что означает: если не будет любви между верующими, Джихада и хиджры ради Аллаха, то неверие возобладает на земле.
Сопротивление — это исламское объяснение истории и событий. Ислам не пришёл только в качестве религии для Аравийского полуострова, или в качестве религии арабов, ограниченной аравийским полуостровом. Посланник Аллаха, ﷺ, был послан для всех людей — для белых и чёрных.
Джихад является необходимостью для защиты ритуалов и для сохранения обязательного поклонения и мест поклонения.
„Если бы Аллах не позволил одним людям защищаться от других, то были бы разрушены кельи, церкви, синагоги и мечети, в которых премного поминают имя Аллаха“ (22:40).
Установление на земле — необходимость и является обязательным для защиты поклонения:
„Если Мы одарим их властью на земле, они будут совершать намаз, выплачивать закят, велеть совершать одобряемое и запрещать предосудительное“ (22:41).
Наглость врагов Аллаха достигла такого уровня, что Ататюрк заявил о превращении Айя-Софии в музей и запретил произносить азан на арабском, запретил молитву перед людьми и заставил снять покрывала с женщин, которые работают в госучреждениях или работают учителями!
Невежество Абду-ль-Хакима Амира достигло такого уровня, что он запрещает имамам рассказывать о фараоне времён Мусы. Тщеславие Нусайри достигло такого уровня, что он заявил о смертной казни для того, кто будет причастен к „Братьям-Мусульманам“!! Равнодушие и высмеивание ценностей достигло такого уровня, что они называются „нулём моральности“!
Джахмаль Салим высмеял Коран, попросив шейха аль-Худайби прочитать суру „аль-Фатиха“ наоборот. Хама аль-Басйуни сказал тем, то жаловался Аллаху во время пыток: „Если даже придёт Аллах, то и его я буду держать в камере“!!!
И кто-то ещё заявляет, что Ислам должен призвать подобных им, сделать наставление языком, что нельзя использовать меч, потому что „нет принуждения в религии“!
Ислам должен быть распространён языком, но преграды для него должны быть убраны посредством меча.
Да, в религии нет принуждения после уничтожения преград, которые мешают донесению Ислама до людей, которые мешают людям войти в эту религию и заставляют их поклоняться кому-либо помимо Господа миров. Истина не знает географических границ, и не ограничена границами, которые установлены геологами. Истина бросает вызов искренним людям и говорит им: „Почему вы говорите, что это правда на одной стороне горы или реки, но это же становится неправдой на другой стороне реки или горы?“».
Ещё он сказал:
«Эта религия пришла с мечом, и поднялась с мечом, и будет оставаться с мечом. Она будет утрачена, если будет утрачен меч. Эта религия — религия силы, религия гордости! Слабость в ней является преступлением, и человек заслуживает за это Ада.
„Тем, кого ангелы упокоят чинящими несправедливость по отношению к самим себе, скажут: «В каком положении вы находились?» Они скажут: «Мы были слабы и притеснены на земле». Они скажут: «Разве земля Аллаха не была обширна для того, чтобы вы переселились на ней». Их обителью станет Геенна. Как же скверно это место прибытия!“ (4:97)».
Он считал, что необходимо установить Исламское Государство на земле посредством Джихада, и лидеры выбираются в соответствии с тем, что они дали. Он сказал:
«Установление мусульманского сообщества на земле является необходимостью для мусульман, такой же как вода и воздух, и эта земля Ислама будет иметь организованное Исламское движение, которое будет вести Джихад. И Исламское движение сможет установить Исламское общество только посредством общего Джихада, в котором Исламское движение будет сердцем и разумом и станет подобным маленькому детонатору, который взрывает большой объём взрывчатки. Так и Исламское движение приводит к взрыву скрытой энергии Уммы.
Число сподвижников было очень малым по сравнению с общим числом мусульман, которые смогли свергнуть трон Кесры и потушили славу Цезаря. Даже племена, которые вышли из Ислама во времена правления Абу Бакра, были отправлены Умаром — после объявления племенами о раскаянии — для сражения с персами. Тальха ибн Хувайлид аль-Асади (который до этого заявлял о пророчестве) стал одним из выдающихся героев битвы при Кадисийи, и Саад выбрал его для разведывательной операции в стане персов, и он продемонстрировал свою отвагу.
Группа офицеров, о которой никто не думал, что они смогут помочь мусульманской Умме, стала горем для Абду-н-Насыра.
И популярные движения Джихада, преодолевая горечь мук, большие жертвы и тяжесть положения, очищают этим свои души, они поднимаются над низкой жизнью на земле, их интересы поднимаются над монетами и приземлёнными целями, дешёвыми товарами и ненавистью к смерти, их души оттачиваются, караван идёт по пути с низких равнин до высоких пиков, уходя от мерзкой грязи и борьбы за низменные интересы.
На пути Джихада появляются лидеры, умения проявляются в борьбе и жертвах, мужчины демонстрируют отвагу и жертвенность.
Абу Бакр, Умар, Усман и Али были выдающимися по причине свои дел и высокого уровня самопожертвования. Поэтому Абу Бакр не нуждался в предвыборной пропаганде, и Умма выбрала его единогласно, как только душа Посланника Аллаха, ﷺ, отошла к Аллаху в Рай. И не было никого иного, кто был бы лучше, чем Абу Бакр (да будет доволен им Аллах).
Умма, которая ведёт Джихад, платит высокую цену и собирает плоды, не отдаст легко того, что было добыто потом и кровью. Но тот, кто сидит на спинах людей при помощи соглашений, заключённых в посольствах, тот с лёгкостью откажется от всего.
Кто возьмёт землю без труда, без труда её и отдаст.
Умма Джихада управляется одним лидером, который становится уважаемым в результате долгого движения Джихада — и тяжело будет отрицать его лидерство или сбросить его. Долгое движение Джихада позволяет почувствовать всем членам Уммы, что они заплатили цену и сделали самопожертвование ради установления Исламского общества, и они станут истинными охранниками этого общества, которое избавит Умму от притеснения.
Исламское общество должно родиться, и рождение должно произойти через труд, а труд будет мучительным».
Ещё он сказал:
«Если мы хотим пройти маршем из Кабула к аль-Кудсу, то путь таков: Исламский призыв, который обучает исламскую молодёжь тому, как обращаться с оружием, как вести битву за акыду — и только тогда они преуспеют. Без этого мы будем продолжать барахтаться в воде, будем разбрасывать семена попусту, будем продолжать терять, и дело будет оставаться на уровне слоганов, эмблем, предложений, фраз и обмена словами, и мы не доберемся до конца».
Он призывал молодёжь не к подчинению силам безопасности, а к сопротивлению им, даже если это приведет к Шахаде. Он сказал:
«„Тот, кто убит, защищая свое имущество —Шахид. Тот, кто убит, защищая свою кровь — Шахид. Тот, кто убит за свою религию — Шахид, и кто был убит, защищая семью — Шахид“. Достоверный хадис, переданный Абу Даудом, ат-Тирмизи, Насаи и Ахмадом от Саида ибн Зайда, он приведён в „Сахих аль-Джамиа“ под номером 6321.
Это то, что называется в фикхе дафии ас-саиль (Сопротивление агрессору). Ас-саиль – это тот, кто покушается на честь, душу и имущество.
Четыре учёных мазхабов единогласно считали, что дафии ас-саиль в отношении чести обязательно, но относительно Дафии ас-Саиль в отношении души или имущества джумхур (большинство) учёных сказали, что необходимо сопротивляться, и это соответствует мнению мазхабам Малика и аш-Шафии, даже если при этом происходит убийство мусульманина саиля (преступника).
Ад-Джассас сказал: „Мы не знаем разногласия относительно случая, если человек поднимет свой меч против того, кто хочет убить его без права“.
Ибн Таймийя сказал: „Саиль — враг, который портит религию и этот мир, и нет ничего главнее, чем обязанность сопротивления ему“.
Но как много мусульман не знают об этом правиле, которое стоило мусульманам больших жертв, потому что разведка забирала их и их семьи посреди ночи, но они не убивали их, потому что боялись пролить кровь невинного мусульманина».
Ещё он сказал:
«Кто-то может спросить: „Можно ли убить полицейского, который молится и постится, за то, что он хочет взять меня в полицейский участок?“.
У учёных есть единое мнение относительно недозволенности подчиняться тому, кто хочет унизить честь. И если Абду-н-Насыр помещал братьев-мусульман на 20 лет в тюрьму, а затем приводил их жён, и полицейские насиловали их перед её мужем, то, по единогласному мнению, нельзя подчиняться им, пока не умрут.
Все учёные согласны с тем, что дафи ас-саиль в отношении чести обязательно. И если вы позволяете полиции напасть на свой дом посреди ночи, а ваша жена спит раздетая, и они снимают с неё одеяло, чтобы увидеть, что вы спите с ней, то ваша честь нарушена, и вы совершаете грех пред Господом миров в этой несправедливости, и молитва с постом этого полицейского не являются препятствием для его убийства»
Он призывал мусульман, и особенно учёных, сказать истину в лицо тиранам, даже если это приведёт к Шахаде того, кто призывает к благому и запрещает порицаемое. Он сказал:
«„Верующий ведёт Джихад своим мечом и языком“. Хадис достоверный, передан Ахмадом и ат-Табарани от Кааба ибн Малика, и он приведён в „Сахих аль-Джами“ (1930).
К Джихаду языком относится фатва учёных об обязательности Джихада, особенно если это противоречит желанию правителя. Ведь тогда такая фатва становится тяжкой для души, потому что она может стоить учёному его работы или может грозить тюрьмой или казнью. Вот почему необходимо спрашивать фатву о Джихаде только у искренних учёных.
Ибн Таймийя сказал в „аль-Фатава аль-Кубра“, 4/185: „В делах Джихада принимаются в расчёт мнения только тех учёных, у которых есть опыт в мирских делах. В вопросах Джихада не учитываются мнения обычных людей, которые разбираются только в мирских делах, потому что религиозные законы они знают только поверхностно. Также не учитываются мнения учёных, не имеющих опыта в мирских делах».
Это означает, что необходимо, чтобы тот, кто даёт фатвы в вопросах Джихада, мог искренне разъяснить и мог знать природу сражения и положение людей».
Ещё он сказал:
«Посланник Аллаха, ﷺ, сказал: „Предводитель Шахидов — Хазма ибн Абду-ль-Мутталиб и человек, который вышел против несправедливого имама (правителя) и призвал его (к благому), запретил ему (порицаемое), и правитель убил его“ (ат-Тирмизи).
Это указывает на то, что призыв к одобряемому и запрета порицаемого, запрета несправедливости в обществе обязателен, даже если при этом говорится всё в лицо несправедливому правителю-мусульманину, фасику. И нельзя молчать в отношении правителя кафира в любом случае, и нельзя дружить с ним, и необходимо встать против него всей Умме».
Ещё он сказал:
«О мусульмане, ваша жизнь — в Джихаде, ваша слава — в Джихаде, ваше существование — в Джихаде. О призывающие, нет места вам под солнцем, пока вы не поднимете свой меч и не уничтожите тиранов, кафиров и несправедливых.
Те, кто считает, что религия Аллаха может преуспеть без Джихада, сражения, крови и оторванных частей тела, те находятся в мечтах и не понимают природы этой религии».
Он считал, что баят (присяга) определённой исламской группе не должна мусульманам мешать вершить благие деяния, не говоря уже о Джихаде. Он сказал:
«Присяга всегда даётся праведному и богобоязненному, потому что это — клятва сотрудничества в праведном, а присяга на грех или притеснение — не законна и в особенности присяга, после которой человека просят делать что-то, что не ведёт к довольству Аллаха и что не признано Шариатом, например, оставление кого-либо или шпионаж за кем-то.
Дозволено мусульманину давать несколько присяг нескольким людям — так, что он даёт присягу на Джихад одному, а другому даёт присягу на получение знания от него, так как в этом нет противоречия между присягами. Но запрещено кому-либо заставлять давать присягу на всё, запрещено кому-то утверждать, что его присяга мешает дать присягу другому на совершение благого дела, о котором было сказано в Писании и Сунне, как например, вести Джихад ради Аллаха. Потому что такая присяга превращается в присягу греха. „Нет подчинения созданию в ослушании Создателя“».
Я завершаю этот раздел словами Шейха-Шахида (на что мы надеемся), которые говорили о будущем:
«О братья, мы унижены… мы унижены… нам запрещают сопротивляться агрессору, покусившемуся на нашу честь; нам запрещают препятствовать агрессору, который находится в наших домах; нам запрещено протянуть руку, чтобы остановить вора, который вошёл в нашу спальню. И что после этого мы можем ожидать от ангелов кроме вопроса: „«В каком положении вы находились?». Они скажут: «Мы были слабы и притеснены на земле». Они скажут: «Разве земля Аллаха не была обширна для того, чтобы вы переселились на ней». Их обителью станет Геенна. Как же скверно это место прибытия!“ (4:97).
Нашим путём является освобождение Афганистана; да, освобождение обязательно, потому что это часть нашей религии и обязательство, лежащее на нас, освобождение Бейт аль-Макдис и установление в аль-Аксе Таухида под знаменем „Ля иляха илля-Ллах“… Да, „сражайтесь с неверующими, которые находятся вблизи вас. И пусть они убедятся в вашей суровости“ (9:123).
Но, как уже я говорил вам, наши руки связаны, руки прикованы к шеям и связаны с ногами, наше дыхание задержано, и за нашим пульсом следят, следят за каждым биением нашего сердца, и что же будет после этого? Мы должны найти опору для Джихада, для того, чтобы иметь оправдание пред Господом миров и подготовиться к очищению земли.
Те, кто считает, что Джихад в Афганистане наносит ущерб Джихаду в Палестине — те, кто введён в заблуждение и небрежен, и не знает, как подготовить лидеров.
Как создать движения? Как установить основу? Как собрать Исламскую Армию, и с какой земли необходимо начать уничтожение разврата?
Пока люди оценивают, что происходит в Палестине, мы занялись Афганистаном. Мы занялись Афганистаном и должны помочь мусульманам-муджахидам в Афганистане, должны очистить землю Афганистана.
Афганистан — это Палестина, а Палестина — это Афганистан. Это страдание, которое вызывает страдания. Но мы не хотим тушить угольки Джихада в наших сердцах и не хотим тушить любовь к этой религии для того, чтобы защитить притеснённых, чтобы защитить мусульман; мы хотим поддержать эти угольки, чтобы жить, чтобы пребывать на Джихаде. И Джихад является нашей обязанностью и в Афганистане, и в Палестин, и на Филиппинах — везде, где есть притеснение и притеснённые.
За последние два года иудеи уделили много внимания молодёжи исламского мира. Она была разбужена этим Джихадом, её встряхнули и вытащили из глубокого сна, их сердца наполнились гордостью за эту религию и мужеством в защите чести униженных, крови, которая проливается, бедных, которые ограблены, душ, которые раздавлены; и узнали об этом яхуды, и начались притеснения и давление.
Мы — мусульмане-муджахиды, иншаа-Ллах, и мы готовы умереть где угодно: и на земле Пакистана, и в Афганистане, и у мечети аль-Аксы. Мы посвятили себя Аллаху и просим помощи для слабых душ, усиления этих слабых тел, просим укрепить нас на этом пути.
Мы просим Аллаха взять нас с этого пути Шахидами. И где бы мы ни были убиты, и где бы мы ни пали — мы Шахиды, пока наши сердца находятся на намерении вести Джихад, пока наши дороги ведут к сражению и борьбе, и, как я говорил уже — я повторяю: я — слабый человек, и, возможно, я сойду с этого пути, но это путь Истины, и мы просим Аллаха укрепить нас, так что, если мы и упадём на этом пути, то только от американской пули, или от пули предателя, или пули несправедливого, или пули коммуниста — так, чтобы мы считались Шахидами у Аллаха, ведь мы верим в то, что наше намерение искренне, и присутствует целеустремлённость, о которой мы заявляли и которую засвидетельствовали и за которую отдали свою душу».
Я хочу, чтобы этот короткий обзор наследия Шейха-Шахида (каким мы надеемся его увидеть) стало опровержением того плохого, что пытаются приписать ему. Я прошу Аллаха, чтобы это стало воздаянием для этого великого муджахида, который оставил после себя ценное наследие, к которому мусульмане должны проявлять заслуженный интерес.
Пусть Аллах окажет милость Абду-Ллаху Аззаму, Аллах даровал ему Шахаду и уберёг его от долгой жизни, он не увидел тех, кого когда-то восхвалял. Его даже порицали за излишнее восхваление этих людей по причине их стремления к защите афганского Джихада; и многие из тех, кого он восхвалял, вернулись в Кабул под тень флагов крестоносцев и под защиту их танков и самолётов.
Шейх Айман аз-Завахири
بسم الله الرحمن الرحيم
Отдел переводов IslamUmma и UmmaNews
Представляет
Айман аз-Завахири
Дагестан – освобождение после отчаяния
Первая часть пятой главы из книги «Рыцари под знаменем Пророка»
Первое знакомство с Исламским Кавказом
Моё первое знакомство с Исламской Чечнёй произошло через общение со степенным человеком, знакомым моей семьи, по имени Бакир Бек. Я увидел его в доме одного из моих родственников, когда он подружился с моим отцом. Отец приглашал его к себе на ифтары в Рамадан. Бакир Бек был из Исламского Кавказа, но я не знаю, откуда точно. В то время я не знал в деталях о Кавказе. Бакир Бек был из числа муджахидов, которые сражались против русских на Кавказе, а затем он бежал в Турцию, во время Первой Мировой Войны. Он рассказывал о своём шоке, когда увидел, как христианские войска оккупировали столицу Халифата. Затем он переехал в Египет и поселился там, работая на различных работах, последней из которой была продажа серебряных драгоценностей.Бакир Бек был серьёзным и обладающим чувством собственного достоинства человеком. У него были серые волосы и большие усы. Он был крепкого телосложения, свободно говорил на арабском, но с акцентом, который похож на акцент турков. Несмотря на то, что ему было 70-80 лет, он соревновался с нами, с молодыми, в своей силе.
Иногда он навещал моих родственников, надевая кавказскую одежду, и он не уставал говорить о трагедии Исламского Кавказа и Джихаде мусульман против русских царей и коммунистов. Он также распространял буклеты о притеснении мусульман на Кавказе. Иногда пел нашиды о Пророке (мир ему и благословения Аллаха) своим сильным голосом, затем надевал кавказскую одежду, вытаскивал свой кинжал и, танцуя, выкрикивал: «Ля иляха илля-Ллах».
Он жил в маленьком доме на площади Алаба возле рынка Зи-ль-Огут, который также известен как «Бауаки Алатаба», и я помню, что, когда однажды пришёл к нему, он указал мне на окно, которое выходило на площадь, и сказал:
«Придёт день, и Ислам победит, и я поставлю на окно пулемёт и буду стрелять в кафиров и говорить: «Ля иляха илля-Ллах».
Причиной, по которой моя семья знала Бакир Бека, была дружба с семьёй аль-Амруси Бека.
Аль-Амруси Бек был степенным человеком, работавшим в посольстве Египта в Саудовской Аравии, а мой дедушка – Алляма Абдульваххаб Аззам – был послом в Египте. В Медине аль-Амруси Бек женился на одной из внучек имама Шамиля по имени Зубейда Ханим. Зубейда Ханим стала подружкой моей бабушки и тёти, она была женщиной, которая очень гордилась историей своих предков и своей культурой и много говорила о них. Через аль-Амруси Бека и Зубейды Ханим моя семья познакомилась с Бакир Беком, который, несмотря на своё положение и статус, вёл себя как послушный подчинённый Зубайды Ханим.
Аль-Амруси Бек был степенным человеком, работавшим в посольстве Египта в Саудовской Аравии, а мой дедушка – Алляма Абдульваххаб Аззам – был послом в Египте. В Медине аль-Амруси Бек женился на одной из внучек имама Шамиля по имени Зубейда Ханим. Зубейда Ханим стала подружкой моей бабушки и тёти, она была женщиной, которая очень гордилась историей своих предков и своей культурой и много говорила о них. Через аль-Амруси Бека и Зубейды Ханим моя семья познакомилась с Бакир Беком, который, несмотря на своё положение и статус, вёл себя как послушный подчинённый Зубайды Ханим.
В старости Бакир Бек отправился в Турцию, где воссоединился со своей семьёй после долгой разлуки. Он умер до того, как распался СССР, и Чечня обрела независимость.
Я вспоминал Бакир Бека очень часто во время заключения в Дагестане. И представлял, как он пришёл бы на Кавказ и участвовал бы в битве за Чечню против России.
Мы просим Аллаха быть милостивым к муджахидам-мухаджирам и ко всем мусульманам.
(Я хочу, чтобы прочитавший эту книгу выслал мне информацию о Бакир Беке, даже посредством Интернета, и я прошу передать мои приветствия его семье).
Вступление
«Кто отвечает на мольбу нуждающегося, когда он взывает к Нему, устраняет зло и делает вас наследниками земли? Есть ли бог, кроме Аллаха? Мало же вы поминаете назидания!» (27:62).
Весной 1996 началась новая волна гонений на муджахидов-арабов, спланированная Америкой и применяемая подчинёнными ей режимами.
Шейх Усама бин Ладен – да сохранит его Аллах – был вынужден переселиться в Афганистан, совершив путешествие, полное опасностей.
Мы решили отправиться в путешествие по земле, предполагая, что найдём место, где сможем вести работу, пользуясь тем опытом, который даровал нам Аллах в маскировке и путешествии.
Осенью 1996 года мы поняли, что в этом движении больше минусов, чем плюсов, и что мы сможем принести пользу движению Джихада в том случае, если найдём безопасную базу для муджахидов, где сможем вести работу в свободной и безопасной обстановке, принеся тем самым пользу себе и братьям.
Перед нами был выбор: либо Афганистан либо Чечня. У нас не было информации о том, что происходило в Афганистане, нас беспокоила гражданская война в Афганистане, и мы боялись быть втянутыми в эту войну против нашей воли. На нас могли напасть группировки, поддерживаемые американцами или пакистанцами, особенно группировки Бурхана Алдина Раббани, который во время своего визита в Египет говорил, что необходимо покончить с террористами. Он сам нуждался в защите, но это было сказано из-за желания предложить свои услуги, чтобы заработать довольство новых хозяев мира.
Мы решили отправиться в Дагестан. Мы въехали туда тайно и были арестованы в Дербенте.
Мы увидели там сорок могил. Местные говорили, что это 40 сахабов – да будет Аллах доволен ими. Мы посетили эти могилы, когда возвращались после освобождения из тюрьмы.
У нас не было виз для въезда в Россию, так как Дагестан считался её частью. Милиция передала нас ФСБ, которые в свою очередь передала нас пограничникам, и через несколько часов мы были в тюрьме пограничников под охраной русской армии.
Нас обвиняли в незаконном проникновении на территорию Российской Федерации, но у них не было оснований подозревать нас в связях с муджахидами. У нас было две проблемы: первая – это преступление закона – проникновение в страну без визы; вторая была связана с тем, что они могли узнать, кем мы были на самом деле.
Мы решили выбрать меньшее из двух зол и выдали себя за продавцов, которых обманули и ввезли в страну без визы в обмен на деньги. Мы сказали, что у нас торговая компания и пришли в Дагестан для налаживания торговых связей. Мы рассказали следователям о деталях нашего путешествия. Изменив некоторые моменты, мы сообщили правдивую информацию о нашем маршруте. Это заставило следователей поверить нам, и было решено открыть уголовное дело. Затем они решили перевести нас в центральную тюрьму в столице Дагестана Махачкале. Началось следствие, и мы повторяли ту же самую историю. Затем нас вызвали в ФСБ и допрашивали по отдельности. Мы повторили свою историю и следователи поверили в то, что мы просто зашли в страну без визы. Наши документы передали в суд, и мы ожидали решения суда четыре с половиной месяца.
В это время мы были почтены добром, защитой и заботой Аллаха, за которые мы не можем полностью отблагодарить Его.
«Воистину, мой Господь добр, к кому пожелает. Воистину, Он – Знающий, Мудрый» (12:100).
В течение шести месяцев в дагестанской тюрьме я много размышлял. И когда один из братьев спрашивал меня о том, почему я так часто вспоминаю этот период, то я отвечал, что извлёк из него много уроков.
В течение шести месяцев в дагестанской тюрьме я много размышлял. И когда один из братьев спрашивал меня о том, почему я так часто вспоминаю этот период, то я отвечал, что извлёк из него много уроков.
Размышления в тюрьме
«Он облагодетельствовал меня, освободив из темницы» (12:100).
«Он сказал: «Господи, за то, что Ты оказал мне милость, я никогда не буду пособничать грешникам» (26:17).
Как я уже упоминал, мы были арестованы в Дербенте и затем были переведены в тюрьму погранзаставы в Дагестане, где на нас было открыто дело. Они начали расследование, обвинив нас в пересечении границы Российской Федерации без визы.
Это был мой первый контакт с российской армией изнутри. Во время следствия мне было больно видеть офицеров с исламскими именами. Ведь увидеть истину – не то же самое, что слышать о ней. Это убедило меня в том, что самыми опасными нашими врагами были местные марионетки, сторонники лжи и их солдаты, которые называются нашими именами и говорят как мы, они являются клыками и когтями, идущими стопами и тиранической рукой, которую использует враг против нас, будь это офицеры русской армии или египетской службы безопасности.
Я много думал о народах, которые были подавлены русскими и о том, как они исказили свою религию, жизнь, вероубеждение и социальную систему. Они превратились в уродливую фигуру желающих Ислама, который прогибаются под русской репрессией. Я понимал, что весь регион находится в большом хаосе, в поиске идентификации и своей судьбы. И поэтому я понимал и понимаю величие чеченского Джихада, который дал жизнь Исламскому Кавказу.
Тюрьма была ужасной. Это был грузовой контейнер, переделанный в две камеры. Мы были необычными людьми в тюрьме. На нас смотрели как на врагов, но была также и некая симпатия со стороны офицеров-мусульман, которые старались осторожно показать, что у них нет вражды по причине религии. Но, тем не менее, мы были врагами. Этот этап не прошёл без проявления Божественной милости. Многие заключённые сочувствовали нам, большинство из них были контрабандистами из приграничных регионов. Они давали нам советы, некоторые из них пытались быть посредниками между нами и офицерами из отдела расследования, помогая решить наши проблемы. Мы договорились, что дадим деньги в обмен на то, что нас вывезут из страны. Но наше дело привлекло внимание, и о нас сообщили по центральному телевидению в новостях, поэтому нас перевели в тюрьму МВД.
Мы занимались призывом заключённых к молитве и учили их коротким сурам. Мы обнаружили, что многие из них были мусульманами лишь по именам, они даже не могли правильно прочесть суру «аль-Фатиха».
Мы были в неизвестном мире, о котором ничего не знали. И у нас не было ничего кроме сочувствия заключённых. А что касается отношения администрации, то, как сказал Тарик бин Зияд своим солдатам: «Как сироты на банкете негодяев».
Мы узнали, что многое можно купить за деньги. Русские солдаты спрашивали нас: «У вас есть доллары? Хотите водки, хотите сигарет?». Они продавали это всё другим заключённым. Однажды, когда у одного из нас начались судороги, пришёл доктор с медсестрой, и они сделали укол больному. В это время заключённые спокойно покупали у них транквилизаторы и успокаивающие.
Нас перевели в столицу Махачкалу, в центральную тюрьму. С нами обходились как с обычными заключёнными, и, несмотря на весь кошмар, это вселило в меня уверенность. Я был доволен тем, что наш случай рассматривался как обычное преступление. Мы очутились в подземелье Дагестана – среди воров, убийц и мошенников.
Нас перевели в столицу Махачкалу, в центральную тюрьму. С нами обходились как с обычными заключёнными, и, несмотря на весь кошмар, это вселило в меня уверенность. Я был доволен тем, что наш случай рассматривался как обычное преступление. Мы очутились в подземелье Дагестана – среди воров, убийц и мошенников.
Нас отправили на карантин. Там было много камер; нас поместили в последнюю. Это была прямоугольная камера размером пять на десять. Слева от входа – деревянная скамья, которая была на высоте одного метра над землёй. Под неё собирали мусор, и там были крысы. Она шла вдоль комнаты и была шириной в два метра. Это были кровати заключённых. Всего в камере было 15 человек, которые поприветствовали нас, и они стали ещё более радушными, когда узнали, что мы были арабами. Свободным оказалось место в конце, это было ужасным местом – оно находилось возле большого окна с выломанным стеклом, а на дворе была зима.
У нас был только шерстяной платок. Всем заключённым из спальных принадлежностей были выделены только одеяла.
В углу комнаты был кран с умывальником и рядом был туалет с недоконченным ограждением высотой в один метр. Заключённые закрыли его пакетами и кусками ткани. Это не было настоящим туалетом, это была труба в полу, которая шла с верхнего этажа. И когда слышался звук воды льющейся сверху, надо было быстро уйти в сторону, иначе на человека попадали нечистоты из этой трубы.
Если не обращать внимания на это, то атмосфера была очень дружелюбной и весёлой. Заключённые делились с нами едой, чаем и маслом, ценность, которых понимаешь только, когда кушаешь эту еду на холоде в тюрьме.
Когда наступило время молитвы, мы дали Азан и икама для молитвы и стали созывать заключённых к молитве, некоторые из них ответили на призыв, а остальные отказались, приведя различные оправдания, но они проявляли при этом дружелюбие и понимание.
Мы познакомились с уровнем коммуникаций в тюрьме. Вся тюрьма была в курсе того, что прибыли арабы.
На следующий день, заключённые объяснили мне, что на верхнем этаже сидит русский, который работал в банке, и он знал английский. Я написал ему письмо, объясняя свою историю, что мы торговцы, которые прибыли без визы. Я получил от него юридические советы, и он объяснил, что наше дело простое, но нам надо сделать следующее: первое – позвонить в своё посольство, второе – не говорить о своём деле кому-либо, потому что в тюрьме полно шпионов.
Несколько дней мы пробыли в этой холодной, но в то же время с атмосферой дружелюбия камере. Заключённые просили нас написать им молитвы, и мы диктовали им на арабском, а они написали это всё так, как произносится на русском, без понимания смысла.
В один день нас отвели в отдельную комнату, где сфотографировали, сняли отпечатки пальцев, и затем отвели обратно. Мы ничего не понимали, и я сказал братьям, что возможно из-за того, что мы иностранцы, они отошлют наши фото и отпечатки пальцев в Интерпол. Тогда они могли раскрыть меня, так как в Интерполе есть мои фото и отпечатки пальцев. И я сказал: «Мы должны возносить ду’а и молиться, все причины закончились, и у нас остался только Господь всех причин».
«Кто отвечает на мольбу нуждающегося, когда он взывает к Нему, устраняет зло и делает вас наследниками земли? Есть ли бог, кроме Аллаха? Мало же вы поминаете назидания!» (27:62).
Это был для нас практический урок в деле надежды на Аллаха, который показал нам иллюзорность любой силы, кроме силы Аллаха. Разведка в России – великая сила, и от упоминания одного имени российской разведки люди трясутся, они думают, что эта разведка следит за каждым дыханием созданий, и убивает многих оппонентов на Западе. Мы же оставались в подземелье её тюрьмы в течение шести месяцев, и они ничего о нас не знали.
Это был для нас практический урок в деле надежды на Аллаха, который показал нам иллюзорность любой силы, кроме силы Аллаха. Разведка в России – великая сила, и от упоминания одного имени российской разведки люди трясутся, они думают, что эта разведка следит за каждым дыханием созданий, и убивает многих оппонентов на Западе. Мы же оставались в подземелье её тюрьмы в течение шести месяцев, и они ничего о нас не знали.
«Аллах властен вершить Свои дела, однако большинство людей не ведает об этом» (12:21).
Спустя несколько дней нас привели к администрации для того, чтобы распределить по камерам. Нам дали каждому по одному одеялу, которые были почти прозрачными, тощую подушку и матрас, одну чашку и ложку, после чего отправили в камеру, которая никогда не выйдет из моей памяти, так как мы провели в ней оставшиеся шесть месяцев, пока Аллах не почтил нас своей Милостью и Величием.
Спустя несколько дней нас привели к администрации для того, чтобы распределить по камерам. Нам дали каждому по одному одеялу, которые были почти прозрачными, тощую подушку и матрас, одну чашку и ложку, после чего отправили в камеру, которая никогда не выйдет из моей памяти, так как мы провели в ней оставшиеся шесть месяцев, пока Аллах не почтил нас своей Милостью и Величием.
Когда охранник открыл двери, то мы были удивлены тем, насколько тепло было в камере с деревянным полом, также в ней был свет и большое окно. Посреди комнаты стоял деревянный стол, по краям которого было две скамьи; в углу был умывальник и туалет с недоконченной оградой высотой в метр. Одежда людей в камере была чистой, лица чисты. Было видно, что они спокойны, и их дела были улажены. Камера была восемь метров в длину, в ней было двадцать заключённых. По обеим сторонам комнаты стояли двух-трёх этажные кровати.
Как только мы вошли, я радушно помахал рукой и сказал: «Ас-саламу ‘алейкум», они ответили на салям и сразу же подошли и предложили сесть. Они были удивлены, что мы были арабами и стали готовить чай так, как это принято у них, когда приходит новый заключённый.
Позже мы узнали, в чём секрет чистоты заключённых и их одежды – большинству заключённых родственники с воли передавали одежду, еду и мыло, без которых жизнь в тюрьме становится трудной. Тюремщики давали заключённым хлеб, чай, сахар и два горячих блюда – одно утром, а другое в полдень. Давали бобы или зерно, от которых пучило живот. В полдень к этой еде могли добавить мятый картофель, который любили заключённые, или суп, который, как утверждали тюремщики, были из цыплёнка или рыбы, но в котором были только их остатки.
С наступлением времени молитвы магриб один из нас встал в центр комнаты и произнес азан на вечернюю молитву. Азан был подобен удару током. Звонкий голос азана привлёк внимание обитателей комнаты, и когда мы решили положить что-нибудь на пол, чтобы совершить молитву, в комнате началось странное движение.
Некоторые из заключённых подошли к нам и сказали, что пол был нечистым, поэтому не следовало на нём молиться. Они позвали нас совершить молитву на верхних кроватях. Мы совершили молитву с ними, и они выбрали меня имамом в намазе. Они ни разу не совершали до этого коллективную молитву.
Заключённые, на чьих кроватях мы совершили молитву, и те, кто были старшими в комнате, сделали перестановку и собрали тех, кто хочет совершать молитву в джамаате в одну часть комнаты, а остальных поместили в другую часть.
Таким образом, по милости Аллаха, мы могли совершать пятикратную молитву в джамаате. Мы начали призывать тех, кто не молился, пока все обитатели комнаты – за исключением одного или двух – не стали совершать молитву с нами, по милости Аллаха, и они открыли свои сердца нашему призыву.
Мы увидели, насколько люди на Кавказе желают вернуться в Ислам, и как они ценили Ислам в своих сердцах. Мы также увидели, как они ценили щедрость, прощение, отвагу, достоинство и свою увлечённость в спорте, особенно в атлетике и борьбе.
Этап пребывания в тюрьме был также и этапом обучения методам призыва, особенно методам призыва обычных людей, с которыми муджахиды слабо знакомы, но которые являются основным элементов в мобилизации масс на сражение в любой среде.
Я заметил несколько интересных моментов в сфере даавата. Например, я помню, что я был имамом комнаты, и ко мне подошёл человек, который считался смотрящим по комнате. Его обвиняли в убийстве, на воле он был бизнесменом и много путешествовал. Он также совершил хадж и был очень умным. Он очень уважительно к нам относился.
Этот мужчина подошёл ко мне и спросил: «Почему ты не делаешь тасбих после молитвы?» Я ответил ему: «Я делаю, но тихо». Он сказал: «Но имам мечети в нашей деревне делает его громко, и мы повторяем за ним. Поэтому и ты делай громко, чтобы мы повторяли за тобой».
Я понял, что не было смысла объяснять ему о том, что это нововведение. Я с трудом понимал его, и он бы не понял что такое нововведение вообще, и что ещё хуже, мог обвинить меня в ваххабизме. А если тебя назовут ваххабитом, то можешь попрощаться с собой и со своими отношениями с другими. И после того, как меня назвали бы ваххабитом, от меня ничего не принималось бы, я больше не смог бы быть имамом комнаты, и более не было бы молитв в джамаате, это благословенное объединение людей исчезнет, и мы упустим свои возможности. Поэтому я сказал, что сегодня их надо призвать к обязательной молитве, а завтра они узнают о сунне, и не будет никакого вреда.
Я ответил ему: «Хорошо, я буду делать тасбих вслух». Затем он продолжил задавать вопросы и сказал: «Почему ты не читаешь аят «аль-Курси» вслух?» Я ответил: «Я читаю, но тихо». Он сказал: «Нет, читай его громко, ведь имам в нашей мечети поступал так, потому что мы не могли читать». Я ответил: «Хорошо. Я буду читать громко». И он сказал: «Почему ты не читаешь дуа после молитвы?». Я ответил: «Я читаю дуа тихо». Он сказал: «Нет, дуа надо читать громко, ведь имам в нашей мечети читает его громко, а мы говорим “аминь”». «Хорошо, буду читать дуа громко», – сказал я. И я соглашался со всем, о чём он говорил. Я надеялся смягчить их сердца и собирал их для совершения коллективной молитвы, и я возносил дуа за победу Ислама и муджахидов, а они говорили «аминь», не понимая моих слов. Я видел, как они говорили «аминь» на мои дуа, и желал, чтобы это было причиной принятия дуа.
Я помню, одного из заключённых, который был уже в возрасте. Его обвиняли в совершении автомобильной аварии, которая повлекла за собой смерть многих людей. Он не знал о религии, кроме того, о чём ему рассказывали.
Этот человек подошёл ко мне и сказал: «Сегодня годовщина смерти моей матери. До ареста я совершал жертвоприношение в этот день, я готовил ей и приглашал Шейхов почитать «Ясин», и справлял маулид, и посылал награды за это душе моей матери. Теперь я в тюрьме, я хочу, чтобы ты был добр ко мне, и чтобы после вечерней молитвы мы собрались, а ты бы почитал суру «Ясин» и сделал дуа для моей матери».
Я не знал, что ответить ему. Если я скажу, что это бидаат и не буду делать, то он не поймет, и не примет того, что я скажу, и подумает, что я проявляю чрезмерность и невежество и не уважаю его чувств, потому что не желаю милости для его матери. И хорошо, если меня не назовут ваххабитом.
Поэтому я сказал ему: «Хорошо, после магриба, ин-шаа-Ллах». После магриба он сказал мне: «Позвать людей?» Я сказал: «Потерпи».
После завершения азкаров и совершения молитвы сунны, я сказал ему: «Позови кого желаешь». Он собрал четверых из комнаты, и я сел с ними. Я прочел суру «Ясин» и маленькие суры, и мы вознесли дуа за его мать, за себя и всех мусульман. Когда я завершил, то он был очень счастлив, сильно благодарил меня и сказал, что я оказал ему большую услугу. Я сказал ему: «Но я хочу объяснить тебе кое-что важное. У твоей матери есть большее право на тебя. Ты выделяешь всего лишь один день в году, чтобы вознести дуа за неё, и, таким образом, нарушаешь её право. Ты должен возносить дуа за неё каждый день». Он послушно согласился и я добавил, что выделять особый день для дуа неправильно, и что надо каждый день просить о её прощении, и он охотно согласился со мной.
Спустя несколько месяцев азана и молитв в джамаате мы стали слышать азан из других камер. Это вселило в нас надежду, что мы оживили сунну азана и джамаата в нашей камере.
Однажды мы услышали, как из одной из камер, находящихся через одну-две камеры от нашей, доносился звук громкого зикра, который был Суфийским Хадра. Когда мы спросили о причине этого, нам ответили, что в этой камере сидит суфий, который совершает периодически хадра. Мы возблагодарили Аллаха за то, что он не был с нами в одной камере, иначе мы столкнулись бы с проблемами.
Однажды мы услышали, как из одной из камер, находящихся через одну-две камеры от нашей, доносился звук громкого зикра, который был Суфийским Хадра. Когда мы спросили о причине этого, нам ответили, что в этой камере сидит суфий, который совершает периодически хадра. Мы возблагодарили Аллаха за то, что он не был с нами в одной камере, иначе мы столкнулись бы с проблемами.
В тюрьме был один заключённый, который был очень одарённым человеком. Его обвиняли в похищении людей. Он не был обычным заключённым: обладая лидерскими задатками, он был образованным и закончил стоматологический факультет. Его называли «доктор». Похоже, что он был главой бандитской группировки – даже в камере у него была своя группа. У него была парализована нога, и он пользовался тростью. Он хитро сказал мне: «Я немощен и слаб». Я ответил: «Сила человека в его сердце и разуме, а не в теле». Он посмотрел на меня и хитро улыбнулся. Я спросил его: «Ты знаешь об Умаре Мухтаре?». Он ответил: «Да, я видел фильм о нём. По телевизору показывали переведённые на русский арабские фильмы». Я сказал ему: «Он сражался с итальянцами до 90 лет. Затем его поймали и повесили».
Много раз мы призывали его на молитву, он же извинялся и говорил, что в следующий раз. Он был дружелюбен и весел с нами. Однажды нам принесли в камеру несколько Коранов с переводом на русский. Он поспешил взять Коран, но один из заключённых проворчал на него: «Зачем тебе Коран? Ты все равно не молишься». Его гордость была задета, и он ушёл, расстроившись.
Однажды я спросил его: «Почему ты не читаешь перевод Корана?» Он ответил: «Я не хочу». «Почему?», – спросил я. «Потому что такой-то сказал, что мне не нужен Коран, раз я не совершаю молитву». Я ответил ему: «Коран принадлежит Аллаху, а не кому-либо из людей». Он обрадовался и сказал: «Правда? Он не принадлежит кому-либо из людей?». Я ответил: «Конечно же». Он спросил: «А могу ли я взять Коран?». Я ответил: «Конечно же».
Однажды я спросил его: «Почему ты не читаешь перевод Корана?» Он ответил: «Я не хочу». «Почему?», – спросил я. «Потому что такой-то сказал, что мне не нужен Коран, раз я не совершаю молитву». Я ответил ему: «Коран принадлежит Аллаху, а не кому-либо из людей». Он обрадовался и сказал: «Правда? Он не принадлежит кому-либо из людей?». Я ответил: «Конечно же». Он спросил: «А могу ли я взять Коран?». Я ответил: «Конечно же».
Спустя время он позвал меня и попросил научить его арабским буквам. Я ответил на его просьбу и сидел с ним час или два, пока он не устал. Он писал буквы на арабском и произносил на русском. Когда я обучил его всем буквам, он всю ночь провёл без сна – он всю ночь заучивал арабские буквы.
Когда он запомнил их, то сказал мне: «Посмотри, как я беру омовение». Я встал рядом, и он правильно взял омовение, а затем сказал мне: «Я хочу, чтобы ты научил меня суре “Ясин”». И я сидел с ним много времени. Он читал букву за буквой с большими трудностями, пока не уставал. И мы продолжали на следующий день. Так продолжалось, пока он полностью не прочел суру Ясин и уже мог читать её один. Но он всё ещё не совершал с нами молитвы. Я говорил себе, что возможно наставлю его посредством любви к Корану.
Однажды, когда он спал, в камеру зашёл офицер и позвал его: «Просыпайся, пришёл приказ о твоём освобождении». Он ответил: «Уходи, заканчивай со своими шутками». Офицер спросил: «Ты мужик?». Он ответил: «Конечно же». Офицер спросил: «Отблагодаришь ли ты меня, если это правда?». Он ответил: «Конечно же». Он сказал: «Иди и сам посмотри». Он показал ему приказ об освобождении. Этот человек подошёл к двери камеры, опираясь на свою трость, и не поверил, увидев подтверждение прошения об освобождении по причине слабого здоровья. Прошло много времени с тех пор, как он написал его, но ответа не было. Я подошёл к нему и поздравил его, затем, когда он собрал свои вещи и подошёл попрощаться, то сказал мне: «Я хочу, чтобы ты дал мне что-то». «Что?», – спросил я. «Я хочу, чтобы ты дал мне Коран». Я сказал, что он может взять его. И его счастье было не больше моего.
Условия жизни в тюрьме были ужасными в первый период. У нас была только одна одежда, и в этой одежде мы ходили несколько месяцев. У нас не было мыла, кроме тех огрызков, что раздавали в тюрьме всем заключённым. Был морозящий холод. Мы питались только тюремной пищей. Наши товарищи по камере делились с нами из того, что приносили им семьи. Один из них иногда отдавал всё, что ему приносили из дома.
После тяжёлого периода наступило время, когда братья стали помогать нам. У нас появились одеяла, зимняя одежда, еда и лекарства, это всё было облегчением от Аллаха.
Необходимо отметить, что дагестанское общество является взаимосвязанным, и люди связаны со своими семьями, родами и нациями. Поэтому семьи заключённых стараются оказать помощь и поддержку.
Противоположным было положение русских в тюрьме. Мы находились в разное время с четырьмя русскими. Их положение было ужасным. Они жили на подачках своих товарищей, одному из них было более 70 лет. У него было слабое зрение, и его силы были на исходе. Его обвиняли в убийстве дочери. Мы оказывали ему поддержку вместе с другими той едой, что была у нас. Он ругал российское правительство. Он сражался за Россию во время второй мировой войны, и у него были награды. А теперь в старом возрасте он был предан забвению.
Население Дагестана было чуть более 2.5 миллионов человек, но состояло из более чем 30 национальностей. Каждая национальность обладала своими особенностями, было очень много диалектов даже внутри одной национальности.
Самая большая по численности национальность – аварцы, нация имама Шамиля, они гордились этим и иногда приписывали себя к нему. Можно было услышать, как человек говорил, что он Шамильский. Аварцы составляют около 30 % населения Дагестана. За ними следуют даргинцы.
Имам Шамиль является национальным героем для всех дагестанцев и всех мусульман Кавказа. Но значение героизма имама Шамиля является смешением джихадисткого значения и национального. Промосковское правительство проявляет уважение к нему как к национальному герою, который боролся против царя. Это умаление ценности имама Шамиля, которые переселился со своей земли, возглавил чеченцев под знаменем Джихада и установил Исламский Эмират, официальным языком которого был арабский. Он сражался за весь Исламский Кавказ, который по значению шире, чем определённая нация, к которой пытается свести правительство Дагестана. Он являет собой дух освобождения дагестанцев после падения СССР. Они даже изменили название самой большой улицы в Махачкале с «Карла Маркса» на «Имама Шамиля».
Однажды я был вызван в ФСБ. Когда меня завели в здание, то отвели в маленькую комнату для ожидания, которая была похожа на комнату для охраны. В ней были маленькие кровати. Когда они заперли за мной дверь, я заметил за ней картину Имама Шамиля верхом на лошади с ружьём.
Я подумал, что Имам Шамиль до сих пор сражается с русскими, даже внутри ФСБ.
Я подумал, что Имам Шамиль до сих пор сражается с русскими, даже внутри ФСБ.
В ходе следствия в ФСБ я заметил более чем в одном кабинете картины с Лениным. Я подумал, что, возможно, это были офицеры-коммунисты. Но разница была очевидна. Картина Ленина не приносила вреда тому, у кого она была. Картина Ленина была символом проигравшей эпохи, а картина Шамиля, которую прятали за дверью, была символом возрождающегося сопротивления, ин-шаа-Ллах.
В тюрьме стали свидетелями проявления национализма. Каждый, кто приходил в камеру сразу присоединялся к представителям своей национальности.
Российское правительство использует политику разделения на этнические группы и вопрос ваххабизма. Дагестанское радио постоянно говорит о чудовищности ваххабизма и приписывает ваххабитам всё плохое. Эта ложь подготавливается правительственными учёными, которые используют невежество простых людей Ислама.
Они заявляют, что муджахиды в Чечне и их сторонники – ваххабиты, которые являются наемниками в распространении терроризма, и так далее.
Распространению подобной пропаганды способствует поведение некоторых саляфитов. Они занимаются вопросами бидатов и сражения с суфизмом, оставляя противостояние российской оккупации их страны, они оставляют призыв к применению Шариата и не принимают участия в даавате среди молодёжи в школах и университетах, ограничивая свой призыв только людьми своего окружения. Их жёсткая борьба против суфиев достигла степени войны. Я также видел, как один из них ругал мазхаб имама Шафии, ссылаясь на то, что происходит во время маулидов, и говоря, что это шафииты. Я возразил и сказал, что это ложь на шафиитов, и что мазхаб аш-Шафии самый большой мазхаб в Исламе. Но он не принял от меня и сказал: «Ты ничего не знаешь!».
С падением СССР социальная разруха затронула все страны, и Дагестан бы одной из них. Распространились продажа алкоголя, организованная преступность и проституция. Люди находились между нестабильной обстановкой и падением зарплат. Взяточничество стало нормой вещей.
Взяточничество затронуло милицию, разведку и юстицию. Каждое дело имело свою цену. Тот, кто платил, освобождался, а кто не платил, его дело затягивалось на долгие годы, и для оказания давления предъявляемые обвинения усиливались.
Среди тех случаев, что я не забуду в отношении национализма, был следующий. Когда мы зашли в камеру, были удивлены, увидев иракского курда. Им был молодой парень двадцати лет. Он был очень счастлив нашему появлению. Несмотря на то, что он говорил на русском лучше, чем мы, говорил с нами на чистом арабском. Ему не предоставлялась какая-либо помощь, кроме той, что давали сокамерники. У него была только своя собственная одежда.
Среди курящих в камере, к которым относился и наш друг-курд, был распространён обычай делить сигарету с другими. Делились со всеми, с богатыми и бедными. Это было связано с тем, что курящий мог оказаться в какой-то момент без сигарет, и ему давали покурить. Когда же он получал с воли сигареты, то делился с другими. И наш друг-курд пользовался этим обычаем.
Между мной и этим курдом завязалась дружба и братство. Он стал одним из нас, и я считал его своим младшим братом. Он регулярно совершал молитву с нами. Я говорил ему о том, чтобы он бросил курить. Он обещал, что сделает это позже. Он открылся мне и рассказал о том, через что прошёл. Он и его семья были вынуждены уехать в Турцию, чтобы убежать от Саддама. Ему приходилось спать на снегу, положив маленького брата на ноги, ожидая, когда будет открыта дорога.
Между мной и этим курдом завязалась дружба и братство. Он стал одним из нас, и я считал его своим младшим братом. Он регулярно совершал молитву с нами. Я говорил ему о том, чтобы он бросил курить. Он обещал, что сделает это позже. Он открылся мне и рассказал о том, через что прошёл. Он и его семья были вынуждены уехать в Турцию, чтобы убежать от Саддама. Ему приходилось спать на снегу, положив маленького брата на ноги, ожидая, когда будет открыта дорога.
Причиной его ареста в Дагестане была попытка с его стороны пройти в Россию нелегально вместе с другим курдом. Его привели в камеру спустя некоторое время. У него был брат в Украине, через которого они собирались перейти в Польшу или Словакию, а затем – в Германию, где собирались получить политическое убежище.
Я думал над тем, что мы оба перешли границу, оказались в тюрьме и испытываем тягости ради нашей религии, а он ради дуньи. Да примет Аллах от нас.
Однажды один заключённый шутник пошутил над ним и назвал его «Саддам». Наш курдский друг стал очень зол и сказал мне: «Я убью этого лжеца, я нападу на него».
Я попытался успокоить его и сказал: «Он сквернослов и не знает разницы между Саддамом и курдами, для него все вы – иракцы. И если ты будешь убивать каждого сквернослова, то у тебя не будет жизни, и ты потратишь свою жизнь на глупцов». Я продолжал успокаивать его, пока он не угомонился. К нам подошёл его друг, и иракец похвалил меня перед ним, сказав, что я удержал его от совершения преступления.
Я попытался успокоить его и сказал: «Он сквернослов и не знает разницы между Саддамом и курдами, для него все вы – иракцы. И если ты будешь убивать каждого сквернослова, то у тебя не будет жизни, и ты потратишь свою жизнь на глупцов». Я продолжал успокаивать его, пока он не угомонился. К нам подошёл его друг, и иракец похвалил меня перед ним, сказав, что я удержал его от совершения преступления.
Шли дни, и мы пребывали в братской атмосфере. Однажды он по глупости поссорился с одним арабским братом. Араб был не прав, и я старался уладить вопрос между ними, но араб был упорным, курд сильно разозлился и оставил молитву в джамаате, сказав мне: «Я не буду молиться вместе с этим человеком». Я попытался образумить его, но он сказал: «Это ваши арабские манеры, разве в Коране не сказано: «Бедуины оказываются самыми упорными в неверии и лицемерии. Они больше других не признают ограничений, которые Аллах ниспослал Своему Посланнику. Воистину, Аллах – Знающий, Мудрый» (9:97).
Я сказал, что в этом аяте под арабами подразумеваются бедуины, и что в Коране также сказано: «Среди бедуинов есть и такие, которые веруют в Аллаха и Последний день и считают, что их пожертвования приблизят их к Аллаху и помогут заслужить молитвы Посланника. Воистину, они (пожертвования) действительно являются средством приближения. Аллах введёт их в Свою милость, ведь Аллах – Прощающий, Милосердный» (9:99).
Но гнев заставил его замкнуться в себе. Моё братство с ним продолжалось, но этот случай повлиял на него, и так продолжалось до тех пор, пока он не был выпущен со своим другом.
Я был расстроен, что одно безответственное действие могло привести к потерям плодов призыва и к закрытию дверей блага. Особенно, когда дело касается вражды между исламскими нациями, которые руководятся развратными правителями и врагами Ислама.
Глубокая рана у братьев-курдов вызвана действиями баасистов в Ираке, секуляристская политика курдских партий только подпитывала эту рану и рисовала картину, что все арабы являются злом, и единственное решение в разделении и отдалении от их обычаев, обращение к Америке и построение отношений с «Израилем». Поэтому, когда начинается спор между курдом и арабом, то эта рана открывается снова.
Как бы я хотел, чтобы мои братья-призывающие из числа курдов и арабов объяснили простым курдам значение братства в Исламе, что араб может превосходить курда только по причине богобоязненности.
Что Америка и «Израиль» являются врагами Ислама и мусульман, и они охотятся за каждым из нас. С другой стороны, участники Джихада и призыва должны в своих действиях и манерах быть моделью Исламского братства, которое смыло бы грязь этого наследия.
В тюрьме я видел, какой великий статус даётся Хаттабу в среде мусульман Кавказа, и как агенты разведки боятся его. Даже охрана тюрьмы говорила о нём со страхом и трепетом. Я завидовал этому статусу великого муджахида, который он получил по милости Аллаха, и спрашивал себя, какой грех я совершил, что попал в эту тюрьму и был лишен чести Джихада? Пусть Аллах наградит Своей милостью его и сделает нас его последователями в благом.
Не все дни в тюрьме были лёгкими; в тюрьме были тяжесть, беспокойство, проблемы и протесты против администрации. Хвала Аллаху в любом случае. Среди тягостей в этой тюрьме было то, что заключённым не разрешалось выходить из камеры более чем на час. Чтобы не было распространения туберкулеза, для каждой камеры был сделан отельный дворик с высокими стенами. Тюремная охрана обыскивала комнаты ежедневно, также проводились и спонтанные обыски. Заключённым запрещалось общаться с другими камерами, но все равно в тюрьме поддерживался контакт между ними. Заключённым запрещено вставать с кроватей после 10 вечера. Также запрещено спать, укрывшись одеялом с головой после 6 или 7 утра. Если заключённый выходит из камеры, то он должен опустить голову вниз и сложить руки за спиной, приблизившись к изголовью своей кровати. Заключённому запрещено держать руки в кармане. Но мы игнорировали эти правила, потому часто охранники кричали на нас и иногда ругались. Мы притворялись, что не понимаем их и продолжали нарушать эти установки. Нашей целью было нарушить эти правила.
Несмотря на всё это, на тюремную деградацию и страх быть разоблачённым, Аллах ниспослал на нас спокойствие и сохранил нас. Я нашёл для себя две книги на арабском. Одна из них была «Танбих аль-Гафилин» имама Абу-ль-Лейса ал-Самарганди, а другая была книгой по грамматике, в которой приводились вопросы и ответы от Шейха Багауддина ад-Дагестани. Я прочитал эти книги по несколько раз и извлёк из них пользу.
Книга «Танбих аль-Гафилин» была у одного хорошего человека из числа заключённых. Его дед по материнской линии был учёным. Коммунисты арестовали его, и он исчез как многие десятки тысяч учёных, пропавших в эпоху коммунистов. Его мать заставила обучаться исламским знаниям ради возрождения памяти о своём деде. Он провёл некоторое время в поисках знаний, затем занялся торговлей. Поэтому плохо понимал и говорил на арабском. Его арестовали, потому что в результате спора в одном из сёл он убил одного из жителей села. Он очень сожалел об этом, да простит Аллах его, нас и всех мусульман. Он любил нас и был щедрым.
Мне помогали в тюрьме сны, которые поддерживали меня. Я упомяну лишь два из них.
Первый сон мы интерпретировали как скорое освобождение. Один из нас увидел, что у него и ещё у одного человека, которого он не мог узнать, сломались очки. Спустя дни он положил очки в кровать, а другой заключённый сел на них и сломал. Я сказал, что это был первый знак. Спустя несколько дней, открылись двери, и зашёл тюремщик. Наш друг посмотрел на него и удивился, сказав мне, что это тот самый человек из сна. Я сказал ему: «Это второй знак, скоро будет облегчение».
Второй сон видел я. Я увидел человека, который сказал: «Шейх Усама бин Ладен приказал нам, что если мы попадём в трудность, то нужно просить у Аллаха посредством Его Величайших Имён (ал-Асма аль-Хусна). Я понял, что сон указывает на аят суры «аль-Араф»: «У Аллаха – самые прекрасные имена. Посему взывайте к Нему посредством их и оставьте тех, которые отрицают Его имена. Они непременно получат воздаяние за то, что совершали» (3:180).
И я записал Имена Аллаха на бумаге и возносил дуа посредством них, пока Аллах не даровал нам освобождение, и хвала Ему в начале и конце.
Это некоторые из моих воспоминаний, которые остались у меня об этой тюрьме. Там я жил с любовью, дружбой, братством в Исламе; однажды один из заключённых сказал мне: «Все, кто в этой комнате, любят тебя».
Я много размышлял о судьбе, которая привела меня в эту тюрьму, и о том, как Аллах вывел нас из неё. Я думал, возможно, это было курсом обучения в деле обращённости к Аллаху и в том, чтобы очистить своё сердце от обращения к кому-либо иному кроме Аллаха. И, возможно, мы были научены тому, чтобы обходиться малым, обучены призыву к основам Ислама, не вдаваясь в разногласия в фикхе, идеологии и политике. Мы были обязаны делать это, также как были обязаны вести Джихад на пути Аллаха. Возможно, Аллах желал, чтобы мы получили пользу, или чтобы другие получили пользу от нас, или, возможно, была какая-то другая мудрость, которую мы не поняли. И удивительно, что мы получили этот урок, находясь в руках нашего самого большого врага.
Я думал много о том, что это было во второй раз, когда я арестовывался, и когда мне угрожали либо высшая мера либо длительное заключение. И когда я выбирался из этого, против воли моих врагов, удивлялся предопределению Аллаха в отношении себя, и вспоминал слова Аллаха пророку Мусе: «Мы вернули тебя к твоей матери, чтобы порадовался её взор, и чтобы она не горевала. Ты убил человека, и Мы спасли тебя от скорби и подвергли тебя тяжелому испытанию. О Муса (Моисей)!» (20:40).
И аяты: «Если ты спросишь их: “Кто создал небеса и землю?” – они непременно скажут: “Аллах”. Скажи: “Видели ли вы тех, к кому вы взываете вместо Аллаха? Если Аллах захочет навредить мне, разве они смогут отвратить Его вред? Или же, если Он захочет оказать мне милость, разве они смогут удержать Его милость?” Скажи: “Довольно мне Аллаха. На Него одного уповают уповающие”» (39:38).
После того, как я выбрался из тюрьмы в Дагестане, у нас было два выбора: первый – продолжить наше путешествие в Чечню, и второй – вернуться к нашим братьям в Афганистан. Мы посовещались, и один из нас решил продолжить путь в Чечню, и ему это легко удалось. Он присоединился к муджахидам и был с ними, пока Аллах не даровал ему Шахаду – да поведёт нас Аллах за ним в благом. Остальная группа решила вернуться к братьям, учитывая то, что мы получили новости об Афганистане и Талибане. Поэтому мы отправились в разведывательное путешествие в Афганистан.
Др. Айман аз-Завахири
Подписаться на:
Сообщения (Atom)