ВО ИМЯ АЛЛАХА МИЛОСЛИВОГО И МИЛОСЕРДНОГО
سْمِ اللّهِ الرَّحْمـَنِ الرَّحِيمِ

Аллах в переводе на русский - Бог, Господь, Всевышний

К читателю
http://ndp-vatan-knigi.blogspot.com/2011/08/blog-post_07.html

воскресенье, 25 апреля 2010 г.

ИДЕГЕЙ 1 часть окончание


ИДЕГЕЙ (1 часть окончание). Начало http://ndp-vatan-knigi.blogspot.com/2010/04/e.html

Не терзает хромых лошадей.

Полноводна Инджу-река,
Мелководна Ванджу, узка,
Над Ак-Тубе склонился тростник.
Далее — река Яик.
Здесь и стал на отдых Тимир,—
Тот, кто к обману и козням привык
Степью измученные бойцы
Воду пили из Яика —
Так, что стала мелкой река,
Отступила от берегов.
Шах Аксак-Тимир приказал
На берегу устроить привал.
И когда Идегей верхом
У Яика взобрался на холм,
Увидал Идиля струю,
Родину увидел свою,—
Спешился, землю стал целовать,
Песню сердца стал напевать:

«Здравствуй, Идиль, Отчизна-Дом!
Мир да будет в Доме родном!
Здесь, в этом доме, мой отец
Счастлив стал, как жених и зять.
Выйдя замуж, здесь моя мать
Стала невесткой, стала женой.
Здравствуй, Идиль, мой Дом родной!
Здесь, где мое началось бытие.
Перерезали пуповину мне.
Здесь полоскали мое белье,
Здесь я плескался в речной волне.
Здесь доили наших кобыл,
Здесь кумыс я когда-то пил.
О, мой Дом, желанный мой Дом
Между Идилем и Яиком!
О, мой Дом, где птицы звенят,
Радостно ржание жеребят,
О, мой Дом, что хлебом богат,
Дом, где дни мои были светлы,
О, города Ибрагим и Ашлы
Меж городами Казан и Булгар!
Славный Дом моих предков-татар!
Что светлей на земле, чем луна,
Если безоблачен небосвод,
Что милей, чем родная страна?
Выродком окажется тот,
Кто, возвратясь, страны не найдет.
Еду, еду, в жарком бою
Отвоюю отчизну свою!
О подсолнух в дуб высотой,
Стадо, склоненное над водой,
Листья деревьев-щитов плотней,
Серьги серебряные ветвей,
Яблоко в сердце величиной.
О не ты ль это, Дом родной,
Где я голод свой утолял?
Здравствуй, будь счастлив, родимый край!
Здесь, где рос изумрудный тугай. 
Мы привязывали кобыл
Здесь я со сверстниками дружил
Здесь поудобней садились мы.
Как жеребята, резвились мы.
Здесь, ровесники, мы сошлись
Здесь мы пили свежий кумыс.
Травы ласкали нашу гурьбу.
Здесь наполняли мы сабу
Идиль-реки сладкой водой...
О мой Дом, что стало с тобой?
Каждый лист на ветвях пожелтел
Изумрудный тугай почернел.
Токтамышем угнетена,
Чем ты стала, родная страна?
Чем стал и я, печали копя,
Я, отторгнутый от тебя?
Но пока для меня сладка
Дорогая Идиль-река,
С ней — Яик, Нукрат и Чулман
Орошают двенадцать стран,
Но пока у меня есть кров,
Дом, который с детства люблю,—
Я не сдамся, не отступлю:                      
Превратившего вольных в рабов                 
Токтамыша я зарублю.
Дом родной, отвоюю тебя,
Благоустрою, восстановлю,
Я избавлю тебя от зол,
Дом родной, я к тебе пришел!»
И когда отдыхали полки
На берегу Яика-реки,
Хан Токтамыш увидел сон.
Он проснулся, сном потрясен.
Стал раздумывать, стал гадать.
Что же может сон означать?
Был у властелина страны
Старец, разгадывающий сны.
Хан Токтамыш его призвал.

«Эй, предсказатель,— хан сказал,—
Снов толкователь,— хан сказал,—
Сон мне приснился во тьме ночной.
Белый заяц бежал предо мной,
Но упустил я беляка.
В светлом Идиле вода глубока,
В добром Идиле на утре дня
Белого утопил я коня.
От коня избавился я,
И домой отправился я,
Домочадцев собрал и родных,
Пир-горой устроил для них.
На золотой положив поднос,
Ляжку с грудинкой я принес,
Но получилось ни это, ни то:
Сокол-чеглок спустился вдруг,
Ляжку с грудинкой выбил из рук.
Вырос осокорь на дворе.
Рухнул осокорь на заре,
Девяносто листов разбросал.
Я к насесту орла привязал,—
Взмыл он в страхе до самых небес.
Дунул я в охотничий рог,—
Возвратить я птицу не мог,
Навсегда мой орел исчез.
Растолкуй, о мудрец, мой сон».
Ясновидец сказал в ответ.
«Без лебедей,—таков закон,—
Лебединого озера нет.
Думаешь,— не гремит перекат
В озере, где чайки кричат?
Думаешь: твоя голова
Будет спокойна, будет жива,
Если живет на земле Идегей?
Да тебя помилует Бог!
Если ты зайца не уберег,
Значт,— не приведи Аллах,—
Не удержишь державу в руках,—
Ту, что тебе оставил Чингиз.
Эй, Токтамыш, судьбе подчинись!
Если родного Идиля вода
Мутною стала,— это беда.
Если коня утопил в реке,
Если видны следы на песке,—
Значит, прольется татарская кровь!
К тяжкому горю себя приготовь:
Если ты пир устроил во сне,
То наяву, значит, быть войне.
Ляжка — это ханша твоя,
А грудинка — дочка твоя.
Если съел их сокол-чеглок,
Значит, уже Идегей недалек.
Не обесчестил бы Идегей
Двух твоих близнецов-дочерей!
Лишней души в себе не держу,
Если же начал я речь, то скажу.
Осокорь на землю упал,
Этот осокорь — ты сам.
Девяносто листов разбросал,—
то, поверь моим словам,
Девяносто ратей твоих,
Столько же полководцев твоих,
Столько же знамен боевых!
Улетел в испуге орел,—
Это, пред правдой согреша,
Улетела муха-душа.
Береги, береги ее, хан!»

Токтамыш, повелитель стран,
Выслушав то, что сказал старик,
Головою сперва поник
И сказал, побелев, как снег:
«Идегея ты человек,
Ты наставник его души,
Но живого ты не страши
Мертвого волка головой.
С прахом я род сравняю твой!»

Палачам разъяренный хан
Приказал провидца схватить,
Бросить старца в узкий зиндан.
Слух прошел средь тысяч людей,
Что походом идет Идегей,
Всполошился огромный край.
Мстительный сын Камала Джанбай
К хану пришел с советом дурным:
«Идегей был мужем таким:
Тем, кто был его старше на год,
Говорил: «Всему свой черед,
Мы восстанем, как время придет».
Тем же, кто был младше на год,
«Не торопитесь,— говорил,—
Накопите побольше сил».
Пир Галятдин, старец святой,
Идегея учителем был,
С детства — руководителем был.
Хан, вниманья меня удостой:
Не предпримет твой враг ничего
Без наставника своего.
Пир Галятдина уговорим:
Лишь приблизится с войском своим
Идегей к реке Яик,
Пусть подскажет святой старик
Чтоб Идегей повернул вспять
С грозной местью пришедшую рать.
Мы же войско свое соберем,
Учиним Идегею разгром».

Принял эти слова властелин.
Был отправлен Пир Галятдин
К Идегею в званье посла
Вместе с ним — ученый мулла.
Там, где быстрый Яик течет,
Там, где военного стана привал
Им оказал Идегей почет.
Мудрого старца поцеловал,
Выбрал барана пожирней,
Приготовить велел повкусней
Он девятиблюдный обед.
Был он для важных гостей слугой.
Вечер лег, наступил покой,
Забелел над рекой рассвет,
Розовея, заря взошла.
Тут поднялся Пир Галятдин,
А за ним — ученый мулла.

Пиру-наставнику Идегей
Молвил, встав на колено одно:
«Так мне стоять пред вами дано,
Мудрости внять ваших речей»
Слово Пир Галятдин изрек:
«Эй, мой сынок, эй, мой сынок,
Ты, кто с войной сюда пришел,
Слушай, что говорит посол,
Тот, кто с миром к тебе пришел:
У Токтамыша,— тебе ли не знать,—
«Девяностоглавая рать.
Во главе его мулл стоит
Славный потомок пророка Саид.
Если в чем-то хан виноват,
Если грех Токтамыша тяжел,
Я прощенья просить пришел.
Поверни свое войско назад.
От сраженья ты откажись,
К хану приди, мир возлюбя,
В Белый Дворец, сынок, возвратись,
Бием сделает хан тебя!»

Идегей в ответ произнес:
«Ты, посланник, что мир принес,
С воином хорошо говоришь.
Но когда этот хан Токтамыш
Дорогому отцу моему,—
Голову Кутлукые отрубил,
Где, мой наставник, тогда ты был?
Джантимир, почтенный отец
Сыновей отважных шести,
Как и ты, мой наставник-мудрец,
Кутлукыю пытался спасти,
Он-то и есть спаситель мой,
Истинный он учитель мой!
В день, когда я в люльке лежал,
Запеленутый слабый малыш,
И меня убить приказал
Этот самый хан Токтамыш,
И дитя свое Джантимир
В люльку вместо меня положил,
И Токтамыш дитя зарубил,
Кровь младенца из люльки текла,—
Где во время этого зла,
Где, мой наставник, тогда ты был?

В дни, когда из страны родной,
Ханом, овладевшим страной,
Изгнан был мой татский род,
Столько тягот познал и невзгод,—
Где, мой наставник, тогда ты был?

В день, когда приказал властелин,
Чтоб Нурадын, мой невинный сын,
На жеребенка тощего сел,
Шубу-рвань на себя надел
И в пустыне упал без сил,—
Где, мой наставник, тогда ты был?

В дни, когда беззащитных вдов,
Нищих, калек, сирот, рабов
Токтамыш притеснял, губил,
И когда их мольбы-голоса
Соединяли с землей небеса,—
Где, мой наставник, тогда ты был?

Ты, желающий мира посол,
В дни, когда мира я не нашел,
Мира-покоя в стране родной,
Где, мой наставник, тогда ты был?
Да, я воин, пришедший с войной:
День возмездья теперь наступил!
Хан Токтамыш в грехах погряз,
И за него в этот грозный час
Ты не молись, наставник мой,
К хану вернись, наставник мой?»
Речь Идегея пришла к концу,
Он отправил старца назад
И поднялся, гневом объят,
И сказал Тимиру-хромцу:
«Там, где Идиль и Яик бурлят,
Там, где Чулман, там, где Нукрат,
Там, где Булгар, что златом богат,
Чьи монеты знает весь мир,
Там, где богат серебром Адыр,
Там, где черных песков предел,
Там, где Уел, там, где Куел,—
Подымается мой народ.
Двинусь и я теперь вперед.
Жизни врага кончается срок,—
Хана и я ударю разок!
Счастье свое хочу испытать,
Прикажи — поведу я рать!»

Так Тимиру сказал Идегей.
Сына справа поставил он,
Сорок слева поставил он
Воинов, подчиненных ему,
Устремился в ночную тьму.

          ПЕСНЬ ДЕСЯТАЯ

 О том, как опозорился Аксак-Тимир.
вступив в битву с ханом Токтамышем.

Токтамышу Пир Галятдин
Передал Идегея ответ.
Войско собрал хан-властелин,
Выехал из дворца чуть свет,
С ним его девять стариков —
Девять родичей-смельчаков,
Отпрыск Мютана Кыпчак-бий,
Сын Исентея Худайберды-бий,
Кара-Куджа Аргын-бий,
Сын Камала Джанбай-бий,
Бий Янгура — владетель страны,
Бий Илтерас — владетель страны,
Аланов властитель Алман-бий,
Полков предводитель Дюрмен-бий,
Из Кинегеса Карим-бий,
Из Уймавыка Умар-бий,
Из Тарлавыка Тюмен-бий,
Множества были — для дела войны —
Тысяцких, сотских, десятских видны,
И иргавылы на конях,
И сургавылы на конях,
И ясаулы на конях
Все, кто мог помчаться в поход,
Все, чей род—Чингизов род,
Выехали из дворца.
Не осталось даже юнца,—
Лишь бы способен был сесть в седло,
Сапоги надев наголо.
Неизмеримо было число
Пеших бойцов на всех путях
Черный взметнув Чингиза стяг,
С черной пушкой, внушавшей страх,
Выстрелами колебля прах,
Оглашая рассветную тишь,
Войско повел хан Токтамыш.
Увидав эту сильную рать,
Начал шах Тимир размышлять:
«Двинулся в поход Идегей,
И пока не вернулся он,
Это дело свершу похитрей.
Токтамыш от Идиля идет,—
От Яика пойду наперед.
Прежде, чем враг удар нанесет,
Я удар нанесу ему.
Идегея, власть не деля,
Я в союзники не возьму,
Станет моей его земля,
Станет Идиль-река моей,
И не нужен мне Идегей!»
Так сказал Тимир-хитрец.
Поднял рать Тимир-хромец.
Правое возглавил крыло
Бий Каплан, храбрецов вожак,
Левое возглавил крыло
Именитый бий Кыйгырчак,
Впереди стояли слоны,
А особенно был силен
Белый остробивневый слон.
Шахский был на слоне балдахин,
В нем, на престоле,— шах-властелин.
От Яика до Идиля-реки
Растянулись Тимира полки.
Так свела две рати война
Каждая — огромна, сильна,
Между ними майдан, как струна.

Наступила на миг тишина.
В латы серебряные одет,
Что слепили, как солнечный свет,
С булавою наперевес,
С девятизубою булавой,—
Девять батманов — вот ее вес,—
Вышел для схватки Ир Каплан.

С Токтамышевой стороны
Выехал бий Кыпчак на майдан,
Всадник в лиственницу высотой,
С шлемом увенчанной головой,
Он спокойно держал копье
В восемьдесят вершков длиной.
Прах заставив дрожать под собой,
В лиственницу длиною свое
В Ир Каплана метнул он копье.
В восемьдесят вершков длиной,
Панцирь пробить копье не смогло,
В белое тело оно не вошло.
Ловким оказался Каплан.
Он крюком изогнул свой стан,
Он к Кыпчаку будто прилип,
И железной своей булавой
Он копье Кыпчака расшиб.
В девяносто вершков длиной,
Девятизубая булава,
Крепко изранив тело коня,
Оземь ударилась, звеня.

Вздрогнул пестрый конь-аргамак,—
Не пошевелился Кыпчак.
Ир Каплан к нему подскочил
И за медный ворот схватил,
Дернул его за медный крюк,
Белого света не взвидев вокруг,
Словно шест, пошатнулся конь,—
Как верблюд, покачнулся конь,—
Даже не шевельнулся Кыпчак,
На врага спокойно глядит.
Вот, держа на вытяжку щит,
К Ир Каплану он подскочил,
За плечо Ир Каплана схватил
И предплечье его свихнул,
Как барана, его скрутил,
И в охапку его загреб,
Токтамышу под самый нос
Пленного Ир Каплана поднес.
Гордые слова произнес:

«Я — Кыпчак-бий, чья сильна рука.
Отчий мой дом — Идиль-река.
Вот мое слово: свой дом врагам
Я никогда разрушить не дам.
Перед Тимиром я не склонюсь,
Не упаду к его ногам.
Ир Каплан — отважен, силен.
Я его захватил в полон.
Вот он, пленный Ир Каплан,
Что с ним делать,—скажи, мой хан!»

Хан Токтамыш сказал тогда:
«Холодна в котле вода.
Если батыра ты поборол,
Сердце у него разорви,
Окуни его труп в котел,
Крепким камнем его придави,—
Да не страшимся его обид!»

Был Каплан Кыпчаком убит.
Сел Кыпчак на скакуна,—
Лиственница — его вышина,—
Снова в руки взял он свое
В восемьдесят вершков копье
И на майдан поскакал опять,
Заставляя землю дрожать.

Солнце уже погружалось во тьму.
Не уступил он майдан никому.
На майдане врагов поборов,
Он двенадцать копий сломал,
Уничтожил шесть топоров,
Тридцать девять богатырей,
Что Каплана были храбрей,
В быстрых схватках он победил,—
Одного за предплечье схватил,
Взял другого за воротник,
Третьего из седла извлек,
Пленника по земле поволок,
Бросил у Токтамышевых ног.
Пораженья не знавший в войне,
На остробивневом белом слоне
Восседавший, вздрогнул Тимир.
Тесным ему показался мир.
Глядя, едва не ослеп эмир,
Кровью глаза его налились,
Черные думы в душе поднялись:

«Вижу теперь, что он — богатырь,
Всю захватил он степную ширь.
Ставка его — моей грозней,
Черный стяг Чингиза над ней.
Черный стяг, осенивший рать,
Дюжине воинов не поднять,
Вьючным верблюдам, чье двадцать — число,
Черный стяг поднять тяжело».
Возвышаясь над ширью степной,
Хан Токтамыш восседал так:
На котел с холодной водой
Приказал поставить думбак.
Били воины в барабан,
Возбуждали воинский стан.
Тут же сидел батыр Кыпчак:
Тридцать девять богатырей
Одолел этот бий-смельчак!

Токтамыш восседал, возгордясь,
Токтамыш хохотал, развалясь,
Чаши своих расширял он глаз,
Тимир-шаха бойцы не раз
Собирались удар нанести,
А пришлось назад отойти.
Шах-Тимир из рода Бырлас
Посинел, стал губы кусать:
«Оказалось,— злился Хромец,—
Токтамыша один боец
Сорока моих стоит бойцов —
Знаменитейших храбрецов.
Оказалось, эта земля —
Та земля, где погибель моя».
Убоявшись, Тимир трепетал,
Испугавшись, молитву читал,
То вставал, то садился шах,
А в глазах — тревога и страх.
Красный солнечный шар погас.
Выплыл месяц в вечерний час.
В свой шатер удалился шах,
Неохота ни пить, ни есть,
То он справа пробует сесть,
То он слева пробует сесть,
Голова тревогой полна,
Шаху нет ни покоя, ни сна.

Пробуждается утром трава,
Разливается дня синева.
Там, где близко святой Сарай,
Где Великой степи благодать,
Зашумела татарская рать.
Ставку ханскую утвердив
И майдан в степи оградив,
Начала похлебку варить:
Десять тысяч наполнив котлов,
Разожгла десять тысяч костров,
А голоса все шумней и шумней.

Стяг Чингиза взметнула рать:
Крепкоруких пятнадцать мужей
Выли не в силах его поднять.
Вьючным верблюдам, чье двадцать - число,
Стяг Чингиза поднять тяжело.
Выл подвешен, столь же тяжел,
Со студеной водою котел.
Вот сурная заслушался дол,
Зазвенели в утренний час
Чангкубыз златоглавый и саз.
Оглушили воинский стан
Маленький и большой барабан.
Из Чингизова дома хан,—
Токтамыш на престоле воссел,
Озирая степной предел.

На другой восседал стороне,
На могучем белом слоне
Шах-Тимир, готовый к войне.
Появился на быстром коне,
Равном лиственнице по вышине,
На средине майдана Кыпчак.
Заставляя землю дрожать.

«Кто остался майдан держать?» —
Вопросил с тревогой в очах.
Полководцев своих Тимир-Шах.
Приподнявшись, направо взглянул.
Приподнявшись, налево взглянул
И бойцов он увидел, и мулл,
Всех объял,— увидел он,— страх.
Вспыхнул внутри Тимир-Шах,
Мнилось, пламя его сожжет,
А снаружи он посинел,
Превратился в холодный лед.
Он вспомнил свои дела:
«В Самарканде — да знают все —
Я мечетей воздвиг купола.
Я мечетями и медресе
Разукрасил свою Бухару.
Воевал в холода и в жару
Семьдесят ханов я убил,
Семьдесят городов истребил.
Семьдесят мне исполнилось лет.
Где же мои смельчаки? Их нет.
Где бойцы, внушавшие страх?
Утонули в холодных котлах,
Там опухают их сердца,—
Ни одного нет храбреца.
Если начал войну Токтамыш,
Разве перед ним устоишь?»
Тимир-Шаха объял испуг,
Черным, как уголь, стал он вдруг.


               ПЕСНЬ ОДИННАДЦАТАЯ
                   О том, как Идегей
            бился с войском хана Токтамыша.

Молвил - и вот что произошло.
Тучей небо заволокло,
Тьма от черной тучи взвилась,
С небесами земля слилась,
Небо разверзлось, земля затряслась.
Молния огненная зажглась,
Возглашая, что Тенгри-Бог
Это яркое пламя зажег,
Ханы смотрели, окаменев,
Будто увидели божий гнев.
В ужасе прижались войска,
Им казалось: гибель близка.
Пыль взметнулась со всех сторон.
Поднялись пятьдесят знамен:
Так, пятьдесят тысяч бойцов
Возглавляя, пришел Идегей,
А за ним — семнадцать мужей,
Сорок храбрых, готовых к войне.
На игривом гарцуя коне,

Двинулся Идегей вперед.
Токтамыш, властелин господ,
Сытых, как спелой пшеницы зерно,—
Им тарханами зваться дано,—
И султаны, чей предок Чингиз,
Сыновья отцов боевых,
Братья отважных братьев своих,—
Завороженным взором впились
В Идегея, который, в броне,
Гарцевал на мощном коне.
Слился он с чубарым конем,
Шлем орлиный блещет на нем,
Шуба — золото и парча,
Широки два батырских плеча,
Побежденных он слышит мольбы,
Крепкая грудь шире арбы,
Руки могучи, как лапы льва,—
Вот он, грозной рати глава!

Он послал привета слова
Бию Кыпчаку издали.
Испугал врага Идегей:
Дух его оказался сильней!
Бий Кыпчак сперва побелел,
А потом, ослабев, почернел,
В пятки ушла его душа.
 «Видно, сегодня я заболел»,—
Он подумал, с трудом дыша,
Поле боя покинул он.


1 Тимир помог Токтамышу в молодости стать ханом.
2 Игра слов: кум — песок.
3 Имя Чакмагыш (от Чакма) означает «кресало».
4 Старинный обычай побратания: решившие побрататься испу-
скали по каплям свою кровь в чашу молока и пили из нее.
5 Молоко матери считалось священным. Верили, что даже при падении дома-государства материнское молоко не исчезает и народ не перестает быть народом.
6 Имя Идегей происходит от слова «сапог».
7 Т. е. говоривший на шести языках.
8 Имя Нурадын означает «Светлая весть».
9 Конь на деревянных ногах — носилки для покойника.
10 Обычай: справа сажают самого близкого человека.
11 Имя Ангысын означает: «Пусть поймет».
12 Саркыт – остаток напитка в чаше. Считалось большим почетом испить остаток ханской чаши.
13 Имя Айтулы оанйчает: «Полная луна».
14 Имя Кулчура означает: раб, слуга.


Комментариев нет: